Новаторы

А что у них в Мариуполе? Что в цехе, который доверили ему? Есть ли в нем люди, способные превзойти привычный уровень? И как этого добиться? Пришел к выводу, что до тех пор в цехе не было собственно технически обоснованного режима плавки. Каждый действовал по мере своего разумения. «Надо присмотреться, — решил он, — к работе каждой из бригад, чтобы отобрать лучшие методы». И тогда он разглядел то, что раньше оставалось им незамеченным: один из самых молодых сталеваров, Чашкпн, применял гораздо более высокий тепловой режим, чем другие. Чашкин давал в печь столько тепла, сколько никто не решался давать.

Начальник цеха, конечно, знал, что это путь рискованный; и если хоть чуть-чуть перешагнуть известный предел, то можно вывести печь из строя. Первым порывом было запретить сталевару это делать. Но когда он подошел к печи и увидел, как спокойно и уверенно вел плавку сталевар, у инженера Шнеерова не повернулся язык, чтобы приказать убавить подачу газа в печь. «Нет ничего проще, как запретить. Это каждый может», — сказал он себе.

Начальник цеха невольно залюбовался работой Пашкина; он постоял возле печи и ушел, так ничего и не сказав ему: он не придержал сталевара, но и не поддержал его. Уходя от печи, Шнееров почувствовал себя неловко, точно он оставил бойца на опасной позиции, не оказав ему помощи. Придя, как обыкновенно, поздно вечером домой, он занялся подсчетами, какая же температура при таком тепловом режиме образуется под сводом печи. Получилось, что Чашкин идет на пределе; еще поворот вентиля — и свод побелеет, потечет, печь выйдет из строя.

«Надо немедленно приказать ему снизить подачу газа», — думал начальник цеха, но не двигался с места, точно он был прикован к стулу. На следующий день он снова пошел к печи Чашкина. Почти всю смену простоял у печи, изучая каждый шаг сталевара.

— Видите, как быстро пошло расплавление.

Вентиль, регулирующий подачу топлива, уже был повернут в другую сторону.

— Почему вы пошли на такой риск? — спросил инженер.

— Со свода я глаз не отвожу. Вижу — он розоватый, стало быть, все идет хорошо, а как только лом расплавится, газ убавляю… Это каждый свободно сделать может.

Все это было, однако, не так уж «свободно» и «просто».

Невмешательство начальника цеха Чашкин расценил, как одобрение его инициативы, и это вызвало немало разговоров.

И все же Пашкину не удалось избежать аварии. В этот день попалась очень тяжелая шихта — огромные куски плохо разделанного лома. Машинист крана, с которым Чашкин постоянно работал, заболел. Заменивший его машинист не следил за тем, как лом ложится на поду печи, загрузил его так, что куски почти коснулись свода. Чашкин чем-то отвлекся и не заметил этого. Ударившись о бугор лома, факел пламени отклонился кверху, распростерся по своду, и свод побелел. Когда Чашкин подошел к печи, свод уже «заплакал». Об аварии на восьмой печи было много разговоров в цехе, и не только в цехе.

Однако вести об успехах сталеваров Таганрога, Днепродзержинска, Днепропетровска и других не могли никого оставить в покое. За всем, что происходило в то время на других металлургических заводах, Мазай тщательно следил по газетам. И он зажегся мыслью сломить устаревшие приемы работы на мартеновских печах. Но как? Какими путями?

Почувствовав, что он все еще плохо знает, какие процессы происходят в печи, Мазай по совету начальника цеха Шнеерова и начальника смены Моисеева вновь принялся за учебу.

День за днем Макар пробивался к цели. Ему пришла мысль подсчитать, сколько же тепла можно сжечь в печи и сколько ему требуется, чтобы нагреть материалы, загружаемые в печь. Расчет его поразил. Оказалось, если в печь давать столько калорий, сколько позволяет топка, то можно расплавить вдвое больше материала, чем теперь.

Вдвое больше! Но столько не вместит ванна печи.

Это поставило Макара в тупик. Как-то в выходной день у Макара обедал Боровлев. После обеда они, как обычно, вели разговор о всяких делах.

— Как думаете, — неожиданно спросил Макар, — если в печь нагрузить не столько шихты, сколько мы теперь грузим, а вдвое больше?

Боровлев удивился:

— Как так вдвое больше?

— Да так — вместо шестидесяти — сто или все сто двадцать тонн.

Боровлев посмотрел на покрасневшее лицо Макара, сказал:

— Пойди, Макар, поспи. Кажется, ты лишнего хватил.

Макар не был пьян, но упорствовать не стал.

«А ведь он и не подумал, что я это вправду спросил», — думал он.

Уйдя от Мазая, Боровлев подумал: «А может, и не такая уж несуразная мысль — полнее загружать печь?» Но тут же подумал: «Уровень шихты высоко поднимается, факел пламени может ударить в свод. Опять же после расплавления жидкий металл выше порогов окажется.

Нет, фантазирует парень! — решил Боровлев. — Бесится, в герои выйти хочет».