НОВЕЛЛИНО, СТАНСЫ, ПАРАЛЛЕЛИ

Памяти нашего дяди, Александра Ивановича Кутолина, посвящаю

НЕПРОЩЁННЫЙ…

(ситуация невероятного события)

УЗЕЛ ПЕРВЫЙ

На мачте "Ташкента" развевается флаг командующего эскадрой: Лев Анатольевич Владимирский остался на "Голубом корабле". Он обошел корабль, навестил в лазарете раненых, расспросил о потерях. И теперь молча следит с мостика за буксировкой, переживая, вероятно, все то, что для многих уже позади. "Ташкент" не первым из кораблей эскадры попадает в беду, с другими бывало и хуже. И удел командующего — переживать за каждый корабль.

Евгений Петров тоже на "Ташкенте" — он отказался от возможности перейти на торпедный катер, умчавшийся в Новороссийск. Писатель рассеянно смотрит на раскинувшуюся впереди Цемесскую бухту, на поднимающиеся за нею горы. Быть может, он все еще видит картины боя, свидетелем и участником которого довелось ему стать. Потом Евгений Петрович сказал:

— То, что было в этом рейсе, не забудешь никогда. Хорошо, что в Севастополе меня уговорили остаться на "Ташкенте"…

Самым главным и самым правильным было ни на минуту не стопорить ход лидера "Ташкент". И тогда, когда заклинило руль. И тогда, когда стало затапливать машинное отделение. Положение корабля порой казалось безнадежным, новые повреждения — неизбежными. Но все равно шли вперед. Маневрировали без руля. Выравнивали дифферент затоплением новых отсеков. Вели огонь буквально до последнего зенитного патрона. Весь экипаж держался на своих постах геройски. И "Ташкент" остался непобежденным. А севастопольцы, пересаженные на "Сообразительный" и катера, сейчас уже на кавказском берегу, на Большой земле.

Но увидят эту землю не все, кого принял "Ташкент" на борт в Камышевой бухте Севастополя. Почти тридцать человек потеряли сегодня убитыми. Среди них несколько героических севастопольских женщин. Их убийцы, фашистские летчики, конечно же, видели, кто находится на переполненной пассажирами палубе…

И тяжело раненных теперь больше, чем при выходе из Севастополя. Врачи Довгий и Куликов с помощью военфельдшера Спивака и боевых санитаров сделали в море свыше сорока неотложных хирургических операций. В обстановке, когда каждая минута могла стать для корабля последней, медики "Ташкента" выполняли свой долг, спасали человеческие жизни.

Шли на буксире долго. Солнце уже начинает клониться к закату. На палубе непривычно тихо — молчат корабельные машины. И тишина эта какая-то настораживающая. Словно подчиняясь ей, все разговаривают вполголоса.

Уже в сумерках "Бдительный" подвел "Ташкент" к ново-российской Элеваторной пристани. Из внутренних помещений корабля вышло на причал около двухсот пассажиров. Кто мог знать, что еще так много оставалось их на борту. Поднялось теплое чувство к этим людям: могли ведь перейти, если не на "Сообразительный", так на катера, а вот захотели, несмотря на все, что тут испытали, дойти до берега на "Ташкенте"…

После швартовки командный состав собрался в кают-компании. Не садились вместе за стол всего лишь сутки, но все смотрят друг на друга, будто не виделись очень давно. И почти все говорят какими-то незнакомыми хриплыми голосами.

Ужин приготовлен на скорую руку из консервов, за которыми кокам Борщакову и Глухову пришлось в буквальном смысле слова нырять в затопленную провизионку. А сухой хлеб нашелся лишь в шлюпках, куда он был положен как аварийный запас.

Командиры подразделений поздравляют друг друга с новыми воинскими званиями, о присвоении которых только что узнали от контр-адмирала Владимирского. Орловский и Новик стали капитан-лейтенантами, Сурин инженер-капитаном 3 ранга, Балмасов, Фельдман, Борисенко — старшими лейтенантами. Разговор за столом поч-ти не касается событий дня. У всех огромная потребность отдохнуть душой после пережитого. Кто-то попросил Евгения Петрова рассказать о поездке по Соединенным Штатам — той, когда они с Ильей Ильфом задумали "Одноэтажную Америку". Слушать Евгения Петровича интересно, и никому не хочется расставаться с удобными креслами кают-компании. Дает себя знать и навалившаяся тяжелым грузом физическая усталость: все мы про-вели эти сутки на ногах.