Новеллы и повести. Том 1

Павел удивился, что старик помнит день своего рождения. Это ему казалось совершенно неправдоподобным, тем более что в том краю было принято праздновать только именины. Он не сообразил, что для старика с его языческими понятиями святцы не имели никакого значения.

Вечером он действительно вернулся пораньше, побрился и стал искать у себя в вещах какой-нибудь подарок. На глаза ему попался небольшой альбом с видами Варшавы, один из тех банальных альбомов, что предназначены для туристов. Художник Коко, шутки ради, сунул его Павлу в рюкзак. Но здесь, вдали от Варшавы, альбомчик воспринимался совсем по-другому. Павел полистал его и решил, что это самый подходящий для старика подарок. Достал последнюю бутылку ракии и торжественно отправился к дубу. Там старик уже постелил пеструю ряднину, на которой разложил немного вяленого мяса, брынзу, баницу, которую ему сегодня привезли из деревни, и поставил целый кувшин вина.

— Сколько стукнуло? — спросил Павел.

— Точно восемьдесят и два! — смеясь, ответил старик.

Павел преподнес ему подарки, обнял и поцеловал и, когда они чокнулись, произнес:

— Ну, долгих тебе лет, дедушка!

Дед Йордо поднес стакан к губам, прищурил глаза, чтобы подавить внезапное волнение, и, глядя на заходящее солнце, сказал изменившимся голосом:

— Годков-то у меня много, сынок, но что мне от них!

Павлу навсегда запомнились эти слова и эта несвойственная деду Йордо интонация горечи и насмешки. А потом, когда все уже кончилось, эти слова продолжали жить в его памяти, вызывая чувство огромной вины перед старым пастухом.

Вечер прошел совсем тихо. Старик больше не рассказывал ни о буднях своего стада, ни о волнениях и капризах своих любимиц. Альбомчик он перелистал молча, без интереса.

Потом, через некоторое время, засмеялся без всякой видимой причины и попросил:

— Ну-ка расскажи еще что-нибудь!

Павел уже подвыпил и, так сказать, был готов к рассказу. Но ту малоизвестную историю о монахине Марии он начал лишь после некоторого колебания. И только деду Йордо он в первый раз поведал ее всю целиком.

Это случилось во время его скитаний по Польше. В сущности, он бродил по стране вовсе не так уж бесцельно, хотя я думаю, что цель здесь была скорее поводом, а не причиной. Чтобы доказать достоверность одной геологической гипотезы, высказанной любимым профессором Павла, нужно было в нескольких местах найти один и тот же редкий минерал. Профессор был инвалидом войны, передвигался в коляске и не мог сам отправиться на поиски своего минерала.

Павел взял рюкзак, получил в институте немного денег и отправился вниз по Висле. Нужно сказать, что он был прирожденным изыскателем. Поиски и раскрытие тайны распаляли его воображение, возбуждали в нем новые импульсы, а игра предположений опьяняла его. Добравшись до истоков какой-нибудь истины, он настораживался, как породистая охотничья собака, напавшая на след. Бывало не раз, что Павел бросал все варшавские удовольствия и присоединялся к какой-нибудь экспедиции, которая чаще всего возвращалась с пустыми руками.

«Больше всего я боюсь, — говорил он Коко, — что наступит время, когда нечего будет искать и все станет известным! Представляешь, как мы будем подыхать от скуки без поисков!»

И хотите верьте, хотите нет, но Павел действительно обнаружил свой минерал и не где-нибудь, а именно возле монастыря, где он нашел и монахиню Марию.

В первый раз он увидел ее в лавочке, на краю села. Павел покупал сигареты, когда появилась она. На ней была белая ряса, голова была закутана в соответствии со строгими законами ордена, к которому она принадлежала телом и душой. На груди у нее покачивался большой серебряный крест, тот самый, который она потом сняла и подарила Павлу.

«Крест лучше всего выглядит на плоской груди, — говорил Павел, — чем красивее и выше грудь, тем крест висит дальше».

Лицо у нее было белым, неестественно белым, словно оно не видело солнца с самого рождения. Только у носа, по щекам, были рассыпаны мелкие веснушки. Павел говорил Коко, что эти веснушки придавали Марии особое очарование. Глаза у нее были большие, темно-зеленые и по-своему красивые! Позже его изумлял и возбуждал их фанатичный блеск, выражавший ее веру в бога и презрение к земным соблазнам. Волос не было видно. Павел решил, что они должны быть густыми и черными, такими же, как ее сросшиеся брови. Несмотря на рясу, она казалась стройной и не старше двадцати пяти лет.

Полагаю, что Павел взглянул на нее без интереса, с простым любопытством. Но она, должно быть, сделала какой-нибудь жест или гримасу, или что-нибудь другое, привлекшее его внимание. Может быть, на мгновение дала себя знать женщина, спрятанная под рясой, а может, все это было чистой случайностью.

Монахиня затолкала свои покупки в огромную сетку и направилась к велосипеду. Сумка была тяжелая. Павел бросился помогать, она смущенно поблагодарила и уехала. Он стоял на дороге и смотрел, как она удаляется. Потом и сам пошел в том же направлении искать свой редкий минерал.