Да, люди не могут жить одни. Он не догадывался, что от ожидания встречи с женой и дочерью утренние часы стали необычно долгими. Девушка, не дожидаясь завтрака, как тень ускользала из дому, не сказав ему ни слова. Но с женой он беседовал каждое утро, и каждый раз разговор кружился по одному и тому же бессмысленному кругу.
— Я просто не знаю, в каком мире ты живешь! — сказала жена однажды. — Как ты не понимаешь, что теперь молодежь совсем другая. Для них все это просто и естественно…
— Нет тут ничего простого и естественного! — кипятился он.
— А почему?
— Ты спрашиваешь — почему? И это ты спрашиваешь?
— Тебя спрашиваю, а не других.
— Чего меня спрашивать про то, что просто и естественно! — с ожесточением сказал он. — Ну и действуй тогда просто и естественно… С первым встречным в любом подъезде…
— Евтим, думай, о чем говоришь! — возмущенно сказала она.
— А по-моему, ты не думаешь! Просто и естественно!.. Оказывается, это просто и естественно!
Помолчав, она тихо сказала:
— Как бы то ни было, но люди не могут жить в тюрьме. Лучше даже жить так, как ты говоришь, но только не в тюрьме…
— А ты жила в тюрьме? — неприязненно спросил он.
— Жила бы, если б имела кое-какие другие желания…
— Тюрьму для таких желаний всегда надо держать наготове! — сказал он.
— А свои желания ты тоже держишь в тюрьме? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Нет! — ответил он.
Она усмехнулась, и щеки ее порозовели.
— Ты должен попытаться понять ее, Евтим, — сказала она немного погодя другим тоном. — И смириться… Никогда в жизни не видела такого непримиримого человека, как ты.
— Неправда, — сказал он.
— Правда, — возразила она. — Ты никогда ни с чем не смирялся…
— Со многим смирялся… Например, с твоими грязными кастрюлями, на которые гляжу каждое утро.
— Извини! — сказала она. — Я не знала… Но ты не смирился с ними, а просто терпишь их.
— Грязные кастрюли еще можно терпеть. Но есть нетерпимые вещи… Как же смириться с ними?
— Но с неизбежным ты, так или иначе, должен смириться, — сказала она. — Что стало, то стало — что теперь поделаешь? Неужели всю жизнь ходить за ней по пятам? Высматривать, в какой дом идет, на какой этаж, в чью постель? Так, по-твоему, лучше?
Он внутренне содрогнулся от этих беспощадных слов. Мысль жены так поразила его своей простотой, что он приумолк. Но тяжелое, липкое негодование снова нахлынуло на него.
— А возможно, лучше было бы ничего не знать, — глухо сказал он. — Если не знаешь и не видишь, то, по-моему, все равно что ничего не случилось…
— Нехорошо так думать…
— Мне вообще не следует думать, — сказал он.
Кресло вдруг пошатнулось под его тяжестью и в висках застучала кровь. Но недомогание быстро прошло. Когда он открыл глаза, жена с немым участием смотрела на него.
— Ты уже видела его, — сказал он с легкой хрипотцой.
— Да.
— Расскажи мне что-нибудь о нем…
— Сейчас не хочется, — с усилием сказала она.
— А мне хочется.
Она усталым движением провела рукой по лбу.
— Что тебе сказать?.. С виду он очень неплохой парень, очень симпатичный… И самое главное — хорошо воспитанный…
— Как он одевается?
— Не бойся — он не стиляга, — сказала она. — Одевается хорошо, но скромно… Мне он показался разумным и сдержанным.
— Ты уверена? — с сомнением спросил он.
— Неужели ты такого плохого мнения о своей дочери? — спросила она. — Ведь она выросла и воспитывалась в твоем доме…
— Не знаю, где она воспиталась! — мрачно заметил он.
На том и закончился разговор. На следующее утро дочь вышла из своей комнаты немного ранее обычного. Увидев за столом отца, она уселась напротив, молчаливая и замкнутая. Но он чувствовал, что она пришла поговорить с ним.
— Папа, вечером я приведу его к нам, чтобы познакомить вас, — промолвила она наконец. — Если ты не будешь с ним любезен, я навсегда уйду из дому.
— Я не из любезных, — сухо сказал он.
— Ты будешь любезным! Иначе…
Голос ее задрожал и осекся. Она молчала, бледная и подурневшая, с застывшим от напряжения лицом. И он молчал, пораженный внезапно раскрывшейся перед ним правдой. Дочь оказалась слабее своих родителей. И не только слабее, но, возможно, и неказистей.
— Я не знал, что ты так невоздержанна! — сказал он, поморщившись. — Это безобразно!
— Ты понял меня?
— Очень хорошо понял. Удивительно только, что тебе ничуть не стыдно…
Она резко поднялась и ушла в кухню. Он глядел ей вслед, словно видел впервые. Неужели она на самом деле дурнушка? Нет, не может быть. А все-таки?.. Может быть, кожа грубовата или фигурой не вышла? Нет, фигура у нее неплохая. А глаза, бесспорно, даже красивы. Его черствое сердце увлажнилось внезапной жалостью. Дочь, наверное, мучится и робеет, пытается найти поддержку хотя бы в своей семье, но не находит. Силенок, наверное, ей не хватает, чтобы самой справиться с положением.
Люди не могут жить одни!
Но в тот вечер, когда молодой человек ушел, он вернулся в свою комнату, хмурый и суровый, как никогда. Встав у окна, он вдохнул раскрытым ртом теплый, пахнущий бензином воздух и с отвращением отступил в сторону. Когда вошла жена, он резко обернулся к ней.
— Он не мужчина!.. Это пресмыкающееся!