Новеллы и повести

Сколько времени это продолжалось? Он не знал. Боль стихала; он словно бы пробуждался ото сна, который увел его далеко по петляющей в тумане дороге. Очнувшись, он опять радовался — я еще существую. Все страдания его вместе с предсмертной надеждой оставались там, откуда он вернулся, затерянные в огромном пространстве, отделенные стеной времени. Он только спрашивал себя, ради чего он должен был пройти через эти муки, блуждать в отчаянии — попусту, понапрасну. Но, потревоженная этим вопросом, восстала, воскресла из мертвых мысль. Легко, без усилий и труда, взвилась и поплыла высоко.

…Белая птица сверкает крылами в бесконечной небесной сини, парит спокойно, торжественно, устремляясь к ей одной видимой цели. Птица была отрадой, утешением следивших за ней изможденных, прикованных к земле людей. Где-то высоко-высоко плыли по небу белые волнистые облака. Они приходили из другого мира, зачатые в далеких горах из прозрачных туманов, странствовали по воле капризных ветров, властвующих там, на вершинах. И вот сближаются друг с другом — белая птица и белое облако. Еще раз сверкнуло в небе крыло, и утонул в облаках светлый летун. Где-то там его высокая дорога, шелест его крыльев, его судьба. Вздохнет человек, потрет усталые глаза и вернется к себе, на землю, к изнурительному труду…

Еще минуту назад он был одним из этих людей, отгороженный морями, вершинами, непроходимой чащобой мысли, безднами тайн, пространствами, где в недоступных никому высоких храмах живет Откровение. Он словно воочию видел, как между ним и завтрашним событием встали века, тысячелетняя история жизни народов, история побед и поражений; встали плотной шеренгой бесчисленные, жившие на земле поколения, а над их головами переливались зори, возникали неясные силуэты, начала грядущих событий. Еще раз должен был родиться мир, свет. День за днем должна была повториться история всей земли — вот появляется на ней жизнь, это длится тысячелетия, вот первый день человека, века работы, борьбы, книги, верования, поиски, разочарования. Имена, имена — сохранившиеся знаки того, что некогда могло мыслить и созидать.

Всего минуту назад он чувствовал себя в безопасности под защитой времени. Когда-то еще будет это завтра! Но время испарилось, растаяло внезапно, — и нет больше укрытия. Исполнилось, наступило присужденное ему завтра, оно уже сегодняшний день. Лицом к лицу встретился он с этим сегодняшним днем.

Он опознал его не по часам, не по бледнеющим звездам, не по изменившемуся свету лампы — он ощутил этот день в себе самом. В него вселилась странная, беспричинная радость. «Что произошло? Чего я жду?» — спрашивал он себя. Человеческий разум, еще способный к действию, тут же начинал вытягивать, прясть свою серую, докучливую нить. Живая память отбирала и подносила к его глазам тот или иной факт из далекого прошлого, бахвалилась, что вот, дескать, однажды, давно уже, все складывалось точно таким образом. Без сожаления и горечи отводил он эти наивные сравнения, пожал плечами, расставаясь со слабеющим образом прошлого.

Новое мироощущение овладевало им, и непонятно было еще, на чем оно держится. Во всяком случае, этот новый мир гармонично сливался с душой, словно одновременно с нею и для нее был рожден. Удивительные, незнакомые прежде чувства заполнили его целиком, чуткое ухо ловило возвышенную, торжественную мелодию. Ах, это ее так жаждала душа; высокие своды какого-то храма над головой; открываются огромные ворота, и легким, летящим шагом он идет по бесконечным залам, минует странные надписи, выбитые на стенах, минует неясно вырисовывающиеся статуи, а там, в углах, громоздятся неподвластные еще резцу и кисти художника образы. К мелодии, сливаясь в мистический гимн, присоединился многоголосый хор, эхо далеких колоколов. Он плыл в море света, как птица; свет слепил глаза, и сознание начинало плавиться и таять, как восковая свеча.

Первой его четкой мыслью было удивление, что подобное с ним происходит. Почему окончились поразительные превращения? Была ли это высшая точка моего душевного подъема? Было ли это истинным прозрением? Все исчезло, а длилось, наверно, не больше минуты, вместившей целые миры; он успел за этот малый отрезок времени совершить свое высокое и далекое странствие. Эта минута оставила след, словно краткий сон, неожиданно оторвавший человека от действительности. Человек вернулся к действительности более твердым, сумел овладеть собою. С радостью встречал свои обычные, земные, повседневные мысли. Снова стал обычным, живым человеком.