Новичкам везет

Она начала с извивающейся плети, которая уже забралась на перила крыльца и тянулась к стене дома. Мягкие зеленые усики легко отцепились, но чуть подальше ростки уже одеревенели, и под глянцевыми листьями пряталась путаница новых отростков, цепко держащихся за деревянные перила. Она отодрала и их, они отрывались вместе со старой краской, оставляя проплешины.

Ну и что, все равно придется красить.

Она тянула и тащила, бросала бесконечно длинные пряди в кучу, которая росла на глазах. Теперь надо избавиться от кучи. Хэдли вытащила из гаража старый черный пластиковый ящик для мусора и стала охапками бросать туда оборванный плющ. Когда контейнер заполнился, она, держась за перила, забралась внутрь и утоптала его так, чтобы еще что-нибудь вошло. Все, больше не влезает, теперь надо оттащить ящик к дороге.

Прошел час. Хэдли выпрямилась и поглядела на крыльцо. Начисто лишенное покрывавшей его растительности, оно гляделось страшновато: белая краска вперемешку с лысыми пятнами и обрывками плюща, а вокруг уже чисто. Четкие линии ступенек теперь были видны во всей своей красе. Это вам крыльцо, а не незнамо что. Надежное, крепкое, ведет снаружи вовнутрь, как и полагается крыльцу. Интересно, кто был самый первый архитектор, который догадался: людям нужно такое место, такая минута, когда можно помедлить перед входом, чтобы свершилась эта таинственная перемена – вот таким ты был снаружи, а теперь войдешь в дверь и будешь совсем другим.

Хэдли не сводила глаз с крыльца. Когда Шон умер, у нее такого мгновения не было. Вот момент до телефонного звонка, и вот момент после. Ни болезни, ни старости. Шон был, а теперь его нет. Никакого крыльца, чтобы постоять, готовясь войти внутрь.

«Мне нужно крыльцо».

Она оглядывала сад, грязная и потная, несмотря на весеннюю прохладу. Над приливной волной зелени возвышалась старая слива – только самые верхние ветки торчат.

– Мой сад, – угрожающе сказала она плющу. – Мой, а не твой.

Она сняла свитер, подцепила торчащую из путаницы отростков на земле лозу и дернула что было сил. Та с резким треском подалась, выбросив тучу грязи и пыли. В руках у Хэдли остался кусок метра в два длиной. Так ей плющ не одолеть. Выбрала другой отросток и снова потянула, на этот раз медленно и равномерно, перебирая руками, чувствуя, как растет сопротивление. Закрыла глаза и рванула изо всех сил. Лоза не сдавалась – настоящее противоборство, словно канат перетягиваешь. Руки в перчатках тянули все сильнее. Где-то там, в глубине, плющ начал поддаваться, отрываться от земли, вырываться с корнем. Еще одно усилие, и все!

Раздался треск, и она упала на спину, сильно ударившись копчиком. Хэдли громко выругалась – что ей за дело, даже если кто-то услышит. Здорово! Она открыла глаза, встала и вцепилась в следующую лозу, потом еще в одну и еще. Мышцы разогрелись от работы, во рту пересохло от поднявшейся пыли и грязи. Она тянула и тащила, ни о чем не думая, отмеряя время лишь огромными бумажными мешками – один, второй, третий, четвертый.

Отволокла четвертый мешок и решила устроить перерыв. Чертовски хотелось есть, все тело мечтало о еде. Сделала бутерброд, взяла тарелку и уселась снаружи, на ступеньках. Подставила лицо прохладному ветерку. Жадно откусывала огромные, вкуснейшие кусищи хлеба с индейкой, потная и страшно гордая собой. Я могу! Могу! Не так уж это и трудно.

Солнце уже близилось к закату и теперь светило сквозь листья деревьев, росших у ограды. Интересно, какой они породы. Такие твердые стволы, ветки толщиной с руку. Их плющу не одолеть. Это обнадеживает. Может, удастся расчистить им побольше места, пусть себе растут. Теперь в лучах закатного солнца, после всех ее усилий, она наконец может как следует разглядеть деревья. Что за форма листьев у этой лозы, ползущей по дереву?

Нет, не по дереву, с дерева. Это же не деревья, это и есть плющ!

– Ой! – тихо-тихо прошептала Хэдли. Встала, дрожащими руками отнесла недоеденный бутерброд на кухню и аккуратно положила на кухонный столик. Потом отправилась в крохотную ванную, разделась и залезла под душ. Она сидела на полу душевой кабинки, закрыв лицо ладонями, прислонившись спиной к холодному кафелю, а вода лилась и лилась ей на голову.

Наутро Хэдли проснулась от звонких голосов во дворе. Голова гудела, глаза опухли. Сколько сейчас времени? Мышцы болели и ныли, в висках стучала кровь. Посмотрела на часы – девять утра. Кто это там во дворе? Плющ, что ли, решил ей отомстить, отрастил ноги, завел голос и идет на нее войной? Не такая уж сумасшедшая мысль.

Болтают, смеются.

Она натянула халат, поморщилась, всовывая левую руку в рукав, и нерешительно направилась к двери.

Пришли все: Сара, Дэн, Тайлер и близнецы, Кейт и Кэролайн, Мэрион с мужем Терри, Дария и Генри. У Мэрион в руках секатор, у Дэна – бензопила.

– Мы захватили тяжелую артиллерию, – решительно объявил Тайлер.