И он ласково начертил пальцем на плече раздвоенный язык. Потом кончик пальца лениво прошелся от плеча куда-то к подмышке.
– А эта? – рассмеялась Мэрион, указывая на красно-оранжевое пламя, взметнувшееся на шее спутника девушки. И сама ласково провела пальцем – от мужниного воротничка до кромки волос.
– Мне вот тут татуировки нравятся, – небрежно заметил Терри, поднося запястье жены к губам. Губы нежно прижались к коже.
– Гляди, к этому кассиру почти нет очереди, – ответила Мэрион. – Быстрее домой попадем.
Мэрион с тихой улыбкой уселась перед компьютером. Скоро придется приниматься за ужин, но пока можно посидеть за рабочим столом. Тишина, покой. В мире и в самой себе.
Сантехнические детали все еще в грузовичке, туалет не починен. Мэрион провела пальцем по коже левого запястья, почувствовала кость и уже заметные вены. Не так давно она в первый раз подумала – в один прекрасный день у меня руки будут как у бабушки. Но время еще не пришло, и пока они с Терри могут в эту медленную предвечернюю пору ласкать друг друга. Какая дряблая у него кожа под подбородком, и у нее уже живот обвис. Волосы у него уже седеют, и паутинка варикозных вен расползается у нее на левой ноге. И все равно они, как в былые годы, словно молодые любовники, ласкают груди и крутой изгиб бедра, плавятся от страсти, как золото в тигле.
Конечно, надо заняться статьей, но не пишется. Она подошла к окну. Вот он, черненький камешек, лежит себе на подоконнике. Вдруг Мэрион, как наяву, увидела перед собой мальчика у края океанского прибоя. Стоит с камешком в руке, а позади мать, сияющая от любви и чем-то смущенная. Кто они такие, откуда забрели в ее воображение? Что с ними происходит? Ей захотелось пойти за ними следом, протоптать тропинку в их жизнь. Она открыла компьютер и принялась писать.
Какая авантюра – пытаться попасть в воображаемый мир людей, которых она в жизни не видела. История разворачивается перед глазами, вытекает из пальцев на бумагу.
Неделя за неделей она просыпается до рассвета, все еще продолжая разговор с героями, уютно поселившимися в ее снах. Мэрион выскальзывает из постели и мчится к компьютеру: надо поскорее привязать их к чему-нибудь более твердому и основательному, а то их днем с огнем не отыщешь в обыденном мире. В этом мире воображения хватает лишь на то, чтобы сообразить, как превратить вчерашние остатки обеда в сегодняшний ужин.
Шли недели, и мальчик на глазах превращался в мужчину, его отношения с матерью то запутывались, то распутывались. Она быстро поняла, что бесполезно толкать героев в ту сторону, куда они идти не хотят. Пусть лучше сами выбирают свое прошлое, а она с удовольствием послушает. У нее и в детстве не было воображаемых друзей, не начинать же в зрелом возрасте.
Даже если это и кризис среднего возраста, что такого? Мой собственный красный спортивный автомобиль из слов.
Какая разница? Срок сдачи статьи о татуировках давно прошел, и никакую новую тему она брать не собирается.
– Родственники приехали, – отговаривалась Мэрион.
В конце каждого дня она распечатывала написанные странички, и пачка росла, как на дрожжах. Так, ступенька за ступенькой, она поднималась вверх по лестнице, и под конец только и оставалось, что открыть дверь и выпустить придуманных персонажей в широкий мир.
– Прочтешь? – Мэрион протянула Дарии стопку листочков.
Когда она ушла от Дарии, сразу же поехала в тату-салон.
– Начнем? – Они с Куртом уселись по разные стороны стола.
– Начнем.
Мэрион протянула руку, и Курт повернул ее запястьем вверх.
– И что же мы тут напишем?
Ава
Подруги Кейт все время сердились на нее – она так ни разу и не приехала. У каждой в голосе слышалось: ты же знаешь, что такое рак, могла бы поделиться опытом. Как будто смерть – вроде навыка, усовершенствуешь его, а потом можно и в резюме вставлять: «Отлично справляется со смертью». Конечно, у нее есть опыт, и им это известно. В десять лет она научилась вставать сторожевым псом у двери в палату, где лежала мать, и не пускать к ней посетителей, неспособных иметь дело с болезнью. Их легко опознать по напрягу в глазах и слишком пышным букетам. Такие просто не могут удержаться, жалуются на тяжелый день, на противную продавщицу, на то, что сегодня с утра так и не побегала, в лодыжку вступило, пришлось сойти с дистанции на седьмом километре. Приходят навестить мать, уже заранее ее оплакивая. Одеваются в скорбь, словно в траурный наряд от лучшего дизайнера. Валят свое горе на ту, что и так не может выбраться из постели.
Нервничают, путаются в словах, в глазах страх. Ава сразу их замечала. Стоило ей увидеть таких посетителей, как она быстро-быстро выходила из палаты, закрывала за собой дверь и объясняла, что мама спит и проснется не скоро.