Читаем Новичкам везет полностью

Сара возвращалась домой, обнимала детей, пыталась усадить на колени всех сразу, удержать подольше. Зарывалась носом в волосы, вдыхала запах сладкого детского пота и мечтала слиться – с ними, с Дэном – в одно, единое и неделимое целое. Но в то же время – непонятно от чего – в ней росло беспокойство.


Сара так и не поняла, как Кейт ухитрилась догадаться, что с ней происходит. Но во время достопамятной вечеринки Кейт глядела на нее с сочувствием, смешанным с немалой дозой озорства – как взрослый, который кормит ребенка шоколадным эклером прямо перед завтраком, точно зная, чем это кончится. И Сара получила задание отправиться в путешествие в одиночку.

Сара, конечно, тут же отложила путешествие в долгий ящик, ведь у нее столько куда более срочных и насущных дел: пополнить запас замороженных продуктов; отвести близнецов к зубному – в первый раз в жизни; заказать билеты Дэну – он летит на конференцию в Нью-Йорк. Но это длинное, несгибаемое слово «путешествие» никуда не девалось из списка дел – поди вычеркни его к концу дня, закончи дело за часок – нет, это вам не за молоком сбегать. Чаще всего она даже не заглядывала в конец списка, возглавляли список куда более важные дела. Но путешествие не исчезало, сидело себе более или менее тихонько, ни дать ни взять перевязанный ленточкой подарок или подложенная бомба. Спряталось и ждет своего часа.


Через два месяца, прямо ко Дню благодарения, неожиданно появился Генри и принес с собой запах дальних стран, табака – из переполненного польского поезда, дрожжей – из пекарни в Эльзасе. Игрушки в подарок детям были не из пластика, и себе под нос он напевал совершенно незнакомые мелодии. Он – брат-близнец, ее вторая половинка; та половинка, которую она отправила посмотреть мир, пока другая оставалась дома. А сейчас надо просто постоять рядом, близко-близко, послушать все истории, все до одной, и снова стать единым целым.

Генри углядел список дел на кухонном столике. Присвистнул – длинный какой. И осекся, дочитав до конца.

– Путешествие?

Она рассказала ему о задании Кейт.

– Куда ты собираешься? – обрадовался Генри. – И когда?

Сара завела разговор о детях, о Дэне, о доме. Генри слушал, позволив списку дел развернуться перед ней красным ковром, ведущим в никуда. Он только кивал, ничего не говоря, но скоро она заметила, что теперь его вещи то и дело просачиваются из комнаты для гостей в другие части дома. На столе в гостиной вдруг появилась фотография живописно-белого замка, на кухне внезапно обнаружилась плитка швейцарского шоколада. Толстая фланелевая рубашка, пропахшая ирландскими торфяниками, поселилась в стенном шкафу в коридоре и пропитала своим запахом ее пальто. Запах был тут как тут, когда она везла Тайлера в школу или гуляла с собакой в парке.

Сара ужасно обрадовалась, узнав, что Генри нашел работу в пекарне и плавучий дом. Может, останется подольше, дети от него без ума. По вечерам, когда дети уже спят, они с Генри и Дэном без умолку болтают, и Генри описывает зимний фестиваль в Германии, запах куркумы и острого красного перца в портовом городке в Тунисе. Брат с ними почти месяц, а ей все мало его рассказов. Как хорошо, что он теперь рядом. В его присутствии мир кажется больше.

Свести Генри с Дарией оказалось делом нехитрым. Как только Сара услышала, какое задание Дария получила от Кейт, она сразу же подумала о брате. А тут как раз и он вернулся – похоже, прочел мысли на расстоянии. После знакомства с Дарией Генри обвинил сестру в том, что та толкает его к оседлому образу жизни – оставайся, мол, на Западном побережье навеки, – но он улыбался, когда говорил это.


Переехав в плавучий дом, Генри не бросил своих попыток отправить Сару в путешествие. Он звонил и оставлял сообщения на разных языках – испанском, французском, итальянском, китайском, и ей приходилось отыскивать перевод, прислушиваться к новым ритмам и интонациям. Они с Дарией стали потихоньку приучать близнецов к новой еде, приносить пряности, от которых Сара давно – после рождения Тайлера – отказалась. Дети неожиданно пришли в полный восторг от новых вкусовых ощущений – впрочем, не последнюю роль тут сыграли красивые костюмы Дарии и Генри. В тот вечер, когда они готовили индийские блюда, Дария пришла в сари из сверкающего зеленого шелка, невероятно идущего к ее бледной коже и рыжим волосам. Близнецы в благоговении не могли отвести от нее глаз.

Как-то раз, месяца через четыре после встречи у Кейт, в пятницу, Сара, Дэн, Генри, Дария и Хэдли сидели вокруг стола в гостиной. Макс и Хилари уже спали, Тайлер, лежа на полу под столом, рисовал какие-то летающие штуковины.

– Кто еще, – торжественно начал Генри, – согласен, что Саре пора оторвать попу от стула и отправиться в далекие края?

Все, кроме Сары, подняли руки.

– А дети? – жалобно спросила она, не в силах справиться с охватившей ее паникой. Сделала вид, что тянется за бокалом, а сама одним глазком глянула, как там Тайлер, краем уха прислушалась к динамику на краю стола – не проснулись ли близнецы.

– Сара, когда ты последний раз провела ночь без детей? – поинтересовалась Дария.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги