Забавно. Сара вышла из дворика и снова погрузилась в лабиринт улочек. Когда она в последний раз задирала голову и видела что-нибудь повыше детских макушек? Сколько лет ей приходится глядеть под ноги – как бы дети не споткнулись, как бы чего не потеряли. Весь мир стал для нее ростом в метр с кепкой. Но нет, есть еще небеса, есть и птицы.
Не замечая времени, она бродила по улицам. Одна, другая, третья, мост, канал, вид воды и вид неба, малюсенький садик, прячущийся за глухими воротами и высокими стенами, только с моста и углядишь. Солнце поднялось выше, и от каналов потянуло запашком – густым и сложным, словно морская вода вызревала и настаивалась, как сыр или вино. Известно, что в летнюю жару этот запах непереносим, но сейчас жизнь, хоть и еле-еле, мучительно, но все же торжествует над распадом. Сара остановилась на мосту, закрыла глаза, вдохнула запах. Открыла – и заметила дом напротив, на другой стороне узкого канала.
Дом явно нуждался в ремонте. С потрескавшихся кирпичей клочьями облезала штукатурка. Зеленые пряди растений вылезали из трещин, стелились по стенам. Вся старинная красная черепица на крыше перекосилась, ставни окон съехали с петель, наклонились, как падающие деревья. Здание медленно тонуло, прямые линии оконных рам сгибались в арки, дом будто съезжал к каналу, тянулся к воде. Сара подняла камеру, вдохнула и сделала снимок.
Спустя еще какое-то время, сама даже не представляя как, она выбралась из темных и узких улочек на широкие просторы площади Святого Марка. Толпу уже разметало, как семена одуванчика, люди осели за столиками уличных кафе, устроились на ступеньках зданий, сгорбившись, сложив руки на коленях, – день клонился к вечеру. Туристы пободрее все еще фотографировали или шагали к базилике, возвышавшейся на другом конце площади. Собор сиял в лучах вечернего солнца. Путеводитель предупреждал, что кафе на площади Святого Марка безбожно дорогие, но ноги ужасно устали, а один вид мороженого вызвал страшнейший голод. Она сообразила, что совершенно забыла о ланче.
Она сидела за столиком и ждала заказанного
По дороге домой она наткнулась на интернет-кафе и написала детям:
К концу недели Сара куда больше доверяла ногам, глазам и носу, чем карте. За эти годы она совсем позабыла, какое это дивное удовольствие – блуждать по городу без цели. До чего же приятно. Теперь она часами просто брела куда глаза глядят, наслаждаясь каждым шагом, каждым взмахом руки. Она редко останавливалась – только чтобы поесть и сфотографировать что-нибудь интересное. Вот гладкая коричневая кожа венецианской маски кота – как интересно она отражает свет. А там немолодая пара, совершенно забывшая, что они не одни на свете, – сидят на скамейке в парке, она положила ноги ему на колени, а он нежно поглаживает ее лодыжки. Большое семейство за воскресным обедом, воздух вокруг пропитан ароматом яств. Запах еды такой теплый, густой и насыщенный, что и есть не надо, достаточно вдыхать.
Сколько времени прошло с тех пор, как она вот так любовалась миром?
Как-то раз она – влекомая скрипкой – шагнула в узкий проход между двумя домами и оказалась на маленькой пустынной площади. В центре площади двое – мужчина во фраке и женщина в белом газовом бальном платье и белых перчатках до локтя. Высокие, невозможно высокие. На ходулях, сообразила Сара. Ее никто не заметил. Оба огромными шагами расхаживают по площади в такт музыке. Потом внезапно останавливаются и падают друг другу в объятья. Танец. Бальный танец. Платье развевается, длинные тонкие черные ходули взлетают в воздух – танцор вскидывает партнершу на плечо. Она выгибается белой дугой, и он спокойно и бережно опускает ее обратно на булыжную мостовую.
До самого конца танца Сара не сводила с них глаз. Они спрыгнули с ходулей и встали, смеясь, в центре площади. Сара подошла поближе.
– Почему? – только и спросила она.
–
Где-то над головой маленькая девочка высунулась из окна и весело захлопала в ладоши.