Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Исследователи, анализировавшие историю и ход следствия, чаще всего не углублялись в предметную критику содержания показаний, сравнение линии показаний конкретного подследственного и основных свидетелей по его делу, не прибегали к анализу факторов, влиявших на «откровенность» одних обвиняемых и скрытность других. Не принимались во внимание причины, почему одни подследственные были признаны активными и «значительными» членами тайного общества, другие – бездействующими соучастниками или только осведомленными о существовании декабристского союза, а третьи, несмотря на имевшиеся показания об их участии в заговоре, по заключению следствия оказались непричастными и были полностью оправданы.

Лишь специальные источниковедческие работы включали обращение к вопросу о достоверности и исторической критике следственных показаний. О критическом отношении к следственным показаниям писала М. В. Нечкина в предисловии к X тому «Восстание декабристов». Исследовательница отмечала: «Подследственное лицо… пытается скрыть улики, ведущие к отягощению его вины. В течение всего следствия идет непрерывная борьба следователя с подследственным лицом. Обвиняемые стремятся создать у следователя впечатление наименьшей прикосновенности их к делу… Исследователь… должен учитывать обстановку следствия, позицию подследственного лица. Перекрестное сопоставление данных и учет обстановки допросов и ответов допрашиваемого необходимы при изучении этого трудного источника»[338]

.

Справедливо считая этот источник одним из самых сложных для изучения, при анализе которого необходимы особые источниковедческие приемы, М. В. Нечкина выдвигала требование всесторонней критической оценки документов следствия, взаимной проверки и тщательного сопоставления содержащихся в них данных. Историк отмечала: «Следственный материал декабристов как исторический первоисточник чрезвычайно труден для обработки, и использование его в исследовательских целях требует большой осторожности и учета многих его специфических особенностей»[339]

. К числу «специфических особенностей» исследовательница отнесла в первую очередь пристрастность следствия, его особый интерес к планам цареубийства и военного мятежа, искажение им «идеологии движения», то есть сокрытие в его официальных документах важнейших пунктов программных требований тайных обществ. Далее, Нечкина особо выделила «желание подсудимых скрыть истину и всеми силами облегчить свое положение и будущую участь», которое вносит «дополнительные трудности при использовании материала», – ведь в условиях следствия «многое скрывалось или неверно освещалось арестованными»[340]

.

При этом следует сделать важное замечание: как правило, прозвучавшие на следствии показания, интерпретирующие факты в наиболее радикальном ключе, в целом воспринимались в исследовательской традиции некритически. Показания об официальной, принятой тайным обществом цели – цареубийстве и республиканской форме правления, принадлежащие нескольким наиболее «виновным» лицам, встреченные в большинстве своем отрицаниями других членов, несмотря на это, безоговорочно считаются отражающими истинное положение дел, так как трактуются как вынужденное признание. Другие мотивы появления такого рода показаний – в том числе сотрудничество со следствием – не принимались во внимание.