Читаем Новое платье Машеньки полностью

  Муж, словно остановленный с разбегу человек, стоял столбом. Я обошла его, стараясь не задеть, гордо неся свой беременный живот, внизу ждало такси. Свекровь прильнула к окну, махая мне рукой, за ней маячило растерянное лицо мужа, а мы сидели в машине вдвоем – я и мой живот, моя Машенька, я уже знала, что назову дочку только так.

IV

  В больнице я пролежала долго. Муж приходил, но его не пускали дальше приемного покоя, и он кричал под окнами, сделав ладони рупором.

– Тебя зовет, – говорили мне соседки, мягко трогая за плечо. – Ты бы хоть подошла к окну, человек надрывается.

  Они смотрели на меня с осуждением: глупо разбрасываться мужьями. Но я не думала о нем: теперь у меня была Машенька.

  С той секунды, как она родилась, мы не разлучались ни на мгновение, она лежала у моей груди, с фарфоровой кожей, пухлыми губками и настоящими локонами, не жиденькими мокрыми волосиками, прилипшими к темени, с какими рождаются младенцы. Машенька вела себя степенно, как и положено красавице, она не плакала, лишь вздыхала и чмокала, когда я слишком сильно прижималась к ее сдобной щечке. Я не давала медсестрам уносить Машеньку, поминутно предлагая грудь, вдруг она голодная.

– Она недавно ела, ты перекормишь, – говорили соседки по палате, разнимая мои объятия. – Ты ее раздавишь, отпусти. Поспи, тебе нужно отдохнуть.

– У нее опережающее развитие, – говорила я врачу, и врач кивала, почему-то пристально глядя на меня, а не на дочку. Мою кровать поставили отдельно, чуть поодаль от остальных, и правильно – у всех заляпанные простыни, скомканные одеяла, а на моем покрывале ни складочки, ни пятнышка, я качаю дочку на руках, любуйтесь, какие мы красивые.

  На выписку я запеленала Машеньку в одеяльце с розовым бантом – купила в ларьке на первом этаже роддома, муж не догадался принести. Он сидел со свекровью поодаль на лавочке, пока все толпились у входа, обнимая мамаш с младенцами. Я вышла, прижимая к себе дорогой кулек, но ко мне никто не бросился с поцелуями.

  Муж поднялся навстречу с виноватым лицом, свекровь опиралась на его руку. Я заметила, как она сдала за время, что я провела в роддоме, и часто мигала сухими глазами: слезы пересохли как трубы, наполняющие бассейн в старом задачнике: вода утекла в землю, обнажив позеленевшую плитку и решетку на дне.

– Как ты себя чувствуешь? – муж осторожно обнял меня, как будто я сейчас разлечусь на тысячу кусков.

– Прекрасно, – гордо ответила я. – Посмотри, какая наша Машенька красивая.

  Я отвернула уголок одеяльца, чтобы муж полюбовался на лицо дочки – она блаженно спала, загнутые ресницы трепетали, золотистый локон прилип ко лбу. Свекровь хотела что-то сказать, но я приложила палец к губам, боясь, что она разбудит ребенка.

– Пойдем домой, ты еле жива, – прошептала свекровь, хотя едва живой казалась именно она – согбенная старуха, едва переставляющая ноги, а не я – молодая цветущая женщина со здоровым красивым младенцем.

V

  Войдя в квартиру, я заглянула во все углы, проверяя, нет ли пыли, очень важно, чем будет дышать ребенок. Кроватки я не нашла и, разгневанная, повернулась к мужу и свекрови, которые виновато переглядывались.

– А где ребенок спать будет? – спросила я звенящим от обиды голосом.

  Пришлось устроить Машеньку в ящике комода, а столовое серебро, которое свекровь там хранила, я без сожаления выбросила на пол и ходила, перешагивая это добро. Главное – ребенок.

– Зато мы коляску нашли, – спохватился муж, затолкав в комнату старое чудище на огромных колесах.

– Это хорошая колясочка, – заворковала свекровь, – я в ней сына вынянчила, легкая и удобная. Машеньке, – она замешкалась, – очень понравится, сама увидишь.

  Она ловко выхватила Машеньку из ящика, где она только что сладко уснула, по счастью, не разбудив, и положила в коляску, прежде чем я успела вмешаться. Свекровь принялась трясти коляску приговаривая:

– Смотри, как Машеньке нравится, просто чудо!

  Машеньке нравилось, второго такого покладистого ребенка поискать, она лишь на мгновение открыла голубые глаза и тут же блаженно смежила веки, чмокая губами.

– Она кушать хочет, – всполошилась я. – Когда я ее кормила в последний раз? Вылетело из головы! Наверное, перед выпиской. Ребенок голодный!

  Я метнулась к Машеньке, расстегивая кофту, прикрикнула на свекровь:

– Чего уставились? Выходите из комнаты! Я при вас должна ребенка кормить?

– Конечно, конечно, – свекровь засобиралась, подталкивая мужа. Они стояли за дверью, пока мы с Машенькой лежали, обнявшись на диване. Я казалась себе сладкой, как река с кисельными берегами, взгляд мой смягчился, лоб разгладился, свекровь шептала из-за двери, и ее голос убаюкивал:

– Ты гуляй с Машенькой, гуляй, милая. Вози колясочку. Младенчики хорошо спят, когда их катают. Коридор у нас длинный, катай себе да катай…

VI

  С первого дня я не отходила от Машеньки ни на шаг.

– Отдохни, что ты с рук ее не спускаешь, – качала головой свекровь и добавляла: – Избалуешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза