Новые марсианские хроники

Ребята не пили самодельное вино из ягод, выращенных в оранжереях. Они не горланили песни от восторга и радости. Они вовсе не праздновали завершение работы.

Сомкнувшись тесным кругом, они сосредоточенно пинали ногами что-то тёмное, свернувшееся клубком на горячем оранжевом песке. Лица их были угрюмыми и озлобленными. Давненько я не видел мужиков такими.

Самое страшное было в том, что они трудились молча, не издавая ни звука. Видно было, что они не остановятся, пока клубок под их ногами не перестанет шевелиться.

Мысли в голове сразу куда-то пропали, и, бросив сумку на землю, я кинулся к месту избиения.

И уже на бегу понял, чтo — а вернее, кого — они пинают.

Это был наш Прораб.

Это он валялся в пыли, скрючившись в три погибели, истекая кровью, которая текла с разбитого лица, и тщетно стараясь уберечь от ударов лысую голову, живот и пах.

— Стойте! Вы что — с ума сошли?! Да перестаньте же, мужики! — крикнул я.

Мужики молча оглянулись на меня, но никто из них не прекратил пинать Прораба.

Мне пришлось растолкать ребят в разные стороны, чтобы они опомнились и прекратили зверствовать.

— Что случилось? — задыхаясь, спросил я.— За что вы его так?..

— Да его убить мало! — вскинулся Зафар, сверкая своими раскосыми глазками.— Ты знаешь, чтo он нам сказал?!..

— Что?

— Что никто за нами не прилетит! — выпалил Нэгл.— И что это заранее было предусмотрено — оставить нас на Марсе навсегда!

Внутри меня что-то оборвалось и рухнуло в бездонную пропасть.

— Как это — оставить? — непонимающе повторил я.— Зачем?

— А за тем, что мы на хрен никому на Земле не нужны! — рявкнул Бегемот.— Ты что, Ударник, не врубаешься? На кой им тратить деньги, чтобы вывозить с Марса ту кучку дерьма, которым они нас до сих пор считают?!..

Это утверждение звучало, как смертный приговор, но в нем был определённый резон.

Мужики вокруг что-то возбуждённо тарахтели вразнобой, их словно прорвало, и энергия, не растраченная на удары и пинки, уходила в слова — но я их не слышал.

Словно тяжёлая ватная пелена опустилась на меня, отрезав от всего остального мира и оставив наедине с человеком, который одной фразой перечеркнул наши десятилетние мечты и надежды.

— Прораб,— позвал я его, не слыша своего голоса,— а почему ты нам раньше не сказал?..

Он наконец сумел сесть, скривившись от боли. Потом поднял ко мне своё изуродованное ударами лицо. Как ни странно, но в глазах его, опухших до узких щелочек, не было ни вины, ни раскаяния. Впрочем, обиды и злости в этом взгляде тоже не было.

— Я хотел…— он закашлялся и выплюнул на песок кровь и обломки зубов.— Я хотел, чтобы вы выжили, Бар. Вот и всё.

Прораб всегда отказывался называть меня по кличке. Как и остальных, но меня — особенно. «У нас, строителей,— ворчал он,— ударником совсем за другое называют. Не дорос ты еще до этого звания, Бар».

— Выжили? — повторил я.— Но для чего? Чтобы оставаться в этой пустыне до самой смерти?

— Ты ошибаешься, Бар,— качнул лысой головой он.— Теперь это уже не пустыня. Благодаря вам, Марс никогда уже не будет прежней пустыней. Ведь пустыня там, где нет людей. А теперь здесь есть вы, и вы — молодцы. Вы сами создали себе условия для жизни, а этим может похвастаться не каждый из тех, что называют себя людьми.

— Но ведь этого недостаточно,— сказал я.— Чтобы жить, человеку нужны не только воздух, вода, пища и дом. Ему нужно иметь семью, детей, людей вокруг себя…

— Ты забыл самое главное, Бар,— вновь скривился Прораб не то от боли, не то от несогласия со мной.— Чтобы жить, человеку прежде всего нужна цель. И вы можете и должны жить, потому что перед вами стоит очень большая цель. Превратить Марс из мёртвой планеты в мир, где смогут жить люди. Конечно, вам одним не справиться до конца с этой задачей, но вы должны попытаться сделать хоть то немногое, на что способны… А люди…— Он вдруг опустил на щелочки глаз набрякшие веки, словно прислушивался к чему-то внутри себя.— Рано или поздно, люди ещё придут к вам. Только неизвестно, будет ли вам от этого лучше…

Внутри меня постепенно поднималось тёмной волной отчаяние. То, что говорил Прораб, было красиво, но легче от этого мне не становилось.

— Ты с самого начала знал, что мы обречены остаться здесь навсегда?

— Знал.

— Значит, ты врал нам целых десять лет,— сказал я.

— Да,— согласился Прораб.— Тут я перед вами виноват, ребята.

— А твои глаза-телеобъективы? А контейнеры, которые нам спускали с орбиты? Про них ты тоже соврал, да?

— Конечно,— усмехнулся он. Вернее, попытался усмехнуться превращенными в лепёшку губами.— Шрам на лысине — это у меня с молодости отметина. Кирпич из кладки вывалился, а я без каски был… Никто за нами не следил — ни с орбиты, ни с Земли. Потому что мы с самого начала были отрезанным ломтем. Басню про глаза и летающий штаб я ещё на Земле заготовил. Попросил руководство проекта, чтобы весь запас пищи спрятали в ракете в потайном отсеке и чтобы установили там катапульту. Закладка пайков в контейнер выполнялась автоматами, мне достаточно было ввести количество порций на дистанционном пульте управления и нажать кнопку пуска…