— Папуль, ты в логике такой же лузер, как и в инете? Даже я поняла, что Пэгги свистнула пригласительный, когда помогала мне с организацией праздника.
— Умные все стали, — тяжело вздохнул Мелехов. — Кстати, Холмс просил передать тебе большое спасибо. И сказал, что ты замечательная актриса.
— Даже Холмс это заметил. И только родной папуля…
Мелехов поднялся и прошел к дверям. Взявшись за ручку, он остановился.
— Я поговорил с руководством театрального вуза. Тебя прослушают вне конкурса.
— Папуляшечка! — восторженно подскочила с кровати Дина.
— Не перегибай, — насупился Мелехов и вышел из комнаты.
Изображая жертву. Татьяна Уварова
— Натали, как же меня достали твои истерики! — выкрикивал мужчина на ломаном русском в спину уходящей женщине. — Если бы не дочь…
— Если бы не дочь, меня бы вообще тут не было! — Не дойдя до двери, женщина вдруг остановилась, обернулась и, вытирая слезы, махая руками, завопила: — Посмотри на себя, тебе же никто не нужен! Мы для тебя — трофей, который ты забрал себе, привез сюда и поставил на полку! Ненавижу!
— Истеричка!
— Мне надо было остаться в России, и оба моих ребенка были бы со мной! Если бы не дочь…
За всей этой сценой наблюдала маленькая девочка, которая съежилась и притаилась за креслами, между старинным шкафом из красного дерева и стеной. Притаилась и даже дышать боялась, прикрывая рот рукой, чтобы ни единым шорохом не выдать себя. Она не вышла из своего укромного места, даже когда Штольцы, устав скандалить, ушли.
Девочка сидела в углу долго, пока в комнате не стало совсем темно. Она даже задремала, прислонившись к стене, и открыла глаза, только когда услышала шум. Выглянула из-за кресла и первое, что увидела, — силуэт женщины, висящей в воздухе на фоне окна, освещенный холодным лунным светом. Этот силуэт еще долго будет сниться ей — в ночных кошмарах.
— Шерлок, нам обязательно ехать к этой Марине Шевченко? — спросил Ватсон и недовольно отвернулся к окну. На улице шел ливень, а машина то и дело попадала колесом в ямы. — Чем же творчество этой художницы так тебя заинтересовало?
— Мой друг! На этот раз не просто картины — целый перформанс! Она собирается провести занятный эксперимент, позволив посетителям делать с ней то, что они хотят. С удовольствием на это посмотрю.
— По-моему, что-то такое уже было, — вздохнул Ватсон. — Помнишь, мы как-то читали статью, что в семидесятых некая Марина Абрамович уже устраивала нечто подобное. Ей тогда раскромсали одежду, раздели, изрезали и вообще чуть не убили. А теперь, когда у всех телефоны, я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь захочет быть снятым на видео и стать объектом осуждения.
— Ну, для чистоты эксперимента всех зрителей попросят сдать телефоны, — ответил Холмс. — Кстати, у художницы есть еще цель. С ней два года как живет младшая сестра Анна. Девушка, урожденная Штольц, всю жизнь прожила в Германии, пока были живы ее родители. С Мариной Шевченко они сестры по матери. Так вот, в детстве она, по мнению Марины, испытала сильный стресс, когда нашла мать повешенной. И теперь Марина пытается ее реабилитировать. Даже задумала сегодняшний перформанс. Предполагается, что, если Анна побывает в жуткой атмосфере ее перформанса, это поможет ей избавиться от детских страхов.
— Или только усугубит ее состояние, — поморщился Ватсон.
Ровно в 16 часов Холмс и Ватсон высаживались у нужных ворот.
— Впечатляет, — отметил Ватсон, рассматривая открывшуюся перед ним усадьбу. — Трехэтажный особняк в окружении вековых сосен выглядел очень внушительно. Наверняка особая гордость его хозяина.
— Хозяином был известный в Санкт-Петербурге бизнесмен Никита Шевченко, отец Марины. Он умер пять лет назад, говорят, спился. После того как лет пятнадцать назад мать Марины ушла от него к Штольцу и уехала в Германию, дела Шевченко шли неважно. Этот дом — единственное напоминание о некогда роскошной жизни, — сообщил Холмс. — Здесь теперь хозяйничает Марина и ее престарелая бабушка по материнской линии. Анна Штольц приехала по приглашению сестры два года назад, Марина оформила над ней опеку, пока той не исполнится восемнадцать лет.
— А ты неплохо проинформирован.
— Я подготовился, — улыбнулся Холмс. — Кстати, нам — вот в это помещение, пристроенное к особняку справа. Судя по внешнему виду, когда-то это был амбар.
Перед входом стояла молодая блондинка лет двадцати пяти, в строгом светло-сером костюме, с аккуратным пучком на голове. Она встречала гостей, регистрировала их и просила оставлять телефоны, складывала их в бархатный мешок.
— Шерлок Холмс и доктор Ватсон! — разглядывала сыщиков блондинка, слегка смутившись. — Я куратор сегодняшнего вечера — Вера. Помогаю Марине. А вы проходите.
— Изнутри оно не такое огромное, как выглядит снаружи, — войдя в здание, отметил Ватсон.