— Если посмотреть строго фактически, то моль какая-то забралась в складку обивки гроба, а мы ее с тобой потревожили, только и всего. А дальше каждый для себя сам решает, это дело ведь тонкое. — произнес Вова, неспешно закрывая гражданке пинцетом глаза. — У нас тут как-то кошка, жила. Так она зимой в зал забегала, погреться. Люди заходят, а она к ним из-за постамента, ласки просить. Об ноги трется, мурлычет. Вот разговоров-то было, представляешь? И каждый на свой лад. Слава богу, потом она сгинула куда-то, а то ведь некоторые жаловались, — рассказывал он, гримируя труп.
А мне все не забывается этот эпизод с мотыльком. Чего мы не видим вокруг себя каждый день? Какие вторые смыслы ускользают от нас, прикрытые будничным здравомыслием? Что за послания проходят не замеченными, чтобы больше никогда не вернуться? Эти вопросы кружатся в голове, как кружился над трупом серый мотылек.
Когда похоронная суета не подгоняет нас, есть время быть самим собой. Как-то раз во время одевания надо было вставить зубы одному старику. Признаться честно, поначалу с установкой протезов у меня были некоторые проблемы. И вот ведь странная штука: уже и вскрытие по Шору я делал вполне на уровне, а вот вставные челюсти, прежде чем встать на место, частенько артачились в моих руках. Старший Вовка терпеливо, раз за разом, вставлял их на моих глазах, сопровождая полезными комментариями. Вот и тогда он решил повторить урок.
— Смотри, вот верхняя, здесь небо. Это, стало быть, нижняя, — говорил он, забрав у меня старые пластиковые зубы, прожевавшие за минувшие годы не одну тонну снеди.
— Ну, методом исключения, — внимательно кивал я.
— Каким, на хрен, методом? — изумленно переспросил Вовка. — Три движения, это же обезьянья работа. Сначала верхнюю, — ловко пристроил он протез в рот мертвецу. — Все, встала. Теперь челюсть чуть оттяни — и нижнюю. Все, готово! Какие методы, методист ты наш.
Вроде бы все усвоив, я начинал пыхтя копаться с зубами.
— Да что ж ты с ними все возишься, а? — недовольно поглядывал Бумажкин на мои старания. — Стоматолог в тебе погиб, не иначе. Вот где от души повозился бы. Хотя с такими талантами тебя к живым пускать нельзя. Вон с мертвыми — и то все никак. Вставил, что ли?
— Да вставил, вот.
Старший подошел и, лишь бросив беглый взгляд, сразу спросил:
— А че так криво-то?
Я неопределенно пожал плечами. И тут Вовка, видимо, решил положить конец нашим общим мытарствам.
— Так, слушай, Темыч. Сейчас все на хрен бросаем, ты берешь эти треклятые зубы и будешь ставить их, пока с закрытыми глазами не сделаешь, лады? Как автомат Калашникова, понял?
— Может, потом? — жалобно спросил я, выпотрошенный утренними выдачами и пятью вскрытиями. Да и одевать предстояло еще немало.
— Не, потом уже был, хватит. Вперед, друг мой, вперед.
Тоскливо поморщившись, я взялся за протезы. Спустя какое-то количество повторений дело пошло лучше. Вовка остановил меня, подытожив:
— Ну вот, когда у самого появятся такие же, у тебя уже будет опыт.
Я от души заржал, после пробубнив себе под нос:
— А интересно, когда?
Итак, уже 11 часов утра. Начались отпевания, прекратившие утренний цейтнот, ведь теперь интервал между похорон растянется на 30–40 минут. А мне пора оставить зону выдач, полную пряного запаха разнообразной парфюмерии. Мы обязательно еще туда вернемся. Но сейчас нас ждут другие запахи, ведь настало время секционной мясорубки. Или просто - секции.
Секция
Секционная работа — эта другая стихия, лежащая на обратной стороне рабочего дня. Нагрузка здесь значительно выше, а потому в процессе можно найти что-то общее с фитнесом. И сэкономить на спортивном зале. Мертвые тела сограждан разной комплекции эффективно заменят любые тренажеры. Кроме того, общение с родней и напарниками заменяется в секционной общением с врачами. Фамилии усопших уже определены и лежат у меня в кармане пижамы, написанные на маленьком квадратном листке. Сегодня их будет не меньше пяти, есть повод пропотеть. Я начну вскрытие с первых двух. А закончив, тут же начну быстро зашивать, чтобы освободить место для тех, кто в очереди. Да, здесь, в морге, как и в любом другом медицинском учреждении страны, очередь.
Как-то раз, глядя на внушительный список пациентов, которым уже никто не сможет помочь, я вдруг представил их говорящими. Лежа на полках холодильника, они обсуждали предстоящую процедуру.
— Извините, вы к доктору Савельеву, на вскрытие? — спрашивала сухая старушка в подгузнике у грузного бородатого мужчины. Он утвердительно кивает, вздыхая. — Так я за вами буду. Не подскажете, большая очередь?
— Четверо перед нами, — неохотно отвечал он.
— И надолго это?
— Ну, смотря сколько врачей работает, — резонно заметила ее соседка по холодильнику, рассматривая свою черную от гангрены ногу. — Я следующая пойду, — добавила она.
— Да не во врачах дело. Главное, сколько санитаров вскрывают, а он сегодня вроде один, — со знанием дела сказал мужчина.
— Значит, не скоро еще? — озабоченно уточнила гражданка в памперсе.
— Подождать придется, судя по всему, — согласился с ней бородач. — А вы что, куда-то торопитесь?