Солдаты распахнули дверь и мы по одному начали заходить в номер. Сначала Добронравов, затем шофер, затем унтер, а уж потом я.
Картину, которая предстала мне внутри, можно было заказывать у лучших фламандских живописцев. Или у режиссеров блокбастеров приснопамятного Голливуда. Добронравов (уже разоруженный) стоял посреди номера и смотрел на направленный ему в лоб маузер. Солдаты шедшие сзади меня были мгновенно разоружены «часовыми» у дверей. А успевшие войти в номер живописно стояли с поднятыми руками косясь на винтовки в руках обступивших их солдат. Джонсон сидел в кресле у стены, однако в руках также держал маузер.
Я усмехнулся:
— Что ж, Александр Петрович, я рад вас видеть в добром здравии.
Мостовский, поглядывая на то, как его орлы связывают руки Добронравову и отводят в угол остальных, спокойно ответил:
— Взаимно, Ваше Императорское Высочество. Не замерзли в авто?
— Нет. Мы долго не стояли. Грузовик — ваша работа?
— Степан постарался. — Мостовский кивнул на унтер–офицера из своих. Тот подтянулся и доложился:
— Унтер–офицер Урядный, Ваше Императорское Высочество!
— Молодец, братец!
— Рады стараться Ваше Императорское Высочество!
— И как ты умудрился?
Гигант ухмыльнулся и подкрутил свой длинный ус.
— Дык, до войны у свояка в гараже работал, всю ихнюю железную нутрость знаю. Дело не хитрое…
Я пожал руку Урядному, тот аж раскраснелся от удовольствия.
— Александр Петрович, напомните мне после о Степане. Но, господа, дело еще не не завершено! Что там с письмом?
Мостовский вытянулся:
— Письмо доставлено адресату и встретило понимание. Нас ждут!
Я кивнул и обратился к бывшим моим конвоирам.
— Что ж, господа, я обиды не держу на вас, потому как вы выполняли приказ не зная о его преступности. Но сейчас всем, кроме штабс–капитана Добронравова, я предлагаю решить с кем вы — с Государем Императором, который готовит принятие народных законов о земле, власти народной в уездах и деревнях, о особом статусе ветеранов войны и наделении их особо землей и хозяйством, о многом другом для простого народа или же вы с заговорщиками, которые хотят свергнуть Богом данную власть и грабить народ русский?
Народ зашумел. Люблю задавать вопросы с очевидными ответами, типа хочешь быть здоровым и богатым или старым, лысым и больным нищим негром? Реакция меня не разочаровала и не прошло и пяти минут, как мы все грузились в автомобиль и грузовик. Тушка штабс–капитана Добронравова была заброшена в кузов и наша колонна двинулась навстречу рассвету.
МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года. Несколько ранее.
— Ну, что там, Ваше Императорское Высочество? Пригодился пакет? Стоило он тех усилий?
Я хмуро поглядел на Мостовского.
— Ваши усилия, дорогой мой Александр Петрович, привели к катастрофе.
Видя его растерянную физиономию я пояснил:
— Фокус в том, господин Мостовский, что в вашем пакете ничего не было. В смысле ничего вообще. Он, видите ли, оказался пустым.
— Как пустым?! Как так?
Я промолчал. Мостовский нервно зашагал по перрону. Затем вполголоса горячо заговорил.
— Во имя чего же мы с боями прорывались в Могилев? Во имя чего я потерял несколько человек? Кому это было нужно?! А может мне дали неправильный пакет? Или письмо перепутали? Вместо письма положили чистый лист бумаги? Ведь, черт возьми, должно же быть рациональное объяснение этой нелепице! Я не понимаю… Вы уверены?
— Уверен.
Штабс–капитан опускает глаза под моим тяжелым взглядом.
Выслушав его сбивчивую речь я заметил:
— А еще я уверен, что ваше письмо погубило Императора и всю нашу Империю. Я имел глупость выполнить данное вам обещание не вскрывать пакет и несчастье воспользоваться вашим письмом для аргументации Государю. И вот, в момент, когда я его почти убедил, черт меня дернул за руку достать ваш пакет. Можете представить, какой эффект на Государя произвела чистая бумага вместо списков заговорщиков? Итог — Государь уезжает. Впереди его ждет западня, арест и принуждение к отречению от Престола. А Россию ждет анархия и гражданская война. Именно мы с вами, из–за вашего рокового пакета, теперь несем моральную ответственность за грядущую гибель России. Вот так, Александр Петрович.
Штабс–капитан подавлен. Нервно рвет ворот и пытается вздохнуть поглубже. Хрипло спрашивает:
— Неужели ничего нельзя сделать?
Жестко смотрю ему в глаза.
— Смотря на что вы готовы для спасения России и Государя.
Мостовский выдерживает взгляд и твердо отвечает:
— Приказывайте, Ваше Императорское Высочество.
С минуту мы бодаемся взглядами, а затем я киваю в конец императорского состава.
— Пойдемте, Александр Петрович, здесь не место для подобных разговоров.
В последнем вагоне я выгнал из тамбура солдата Императорского Конвоя и мы смогли продолжить беседу.
— Я собираюсь взять под контроль Ставку Верховного Главнокомандующего и арестовать заговорщиков. Вы со мной?
— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Приказывайте.
С минуту я помолчал собираясь с мыслями, затем быстро заговорил.