Следующая смена пришлась на Восьмое марта. День был выходным, но магазинов это не касалось, универсам работал как всегда, разве что винный отдел продавал усиленную дозу бормотухи, предназначенную, видимо, советским женщинам.
А поскольку у меня в холодильнике оставался изрядный запас капусты, тушенной на сливочном масле (именно такая требуется для щей по-французски), то я быстренько соорудил слоеное тесто (не помню уже, как оно делается), и испек два пирога, которые отнес в подарок гастрономическому и бакалейному отделам. Изумлению женского коллектива не было предела:
— Так ты что, вправду умеешь готовить?
— Как видите. Кто придет обедать?
— А что будет на обед?
— Суп-клецки с фрикадельками, ростбиф на сухой сковороде, фальшивое рагу и напиток из шиповника.
— А откуда фрикадельки, их же не привозили сегодня?
— В кухне мясороубка стоит, что же я, фарш не приготовлю?
Надо ли говорить, что обедать не пришел никто? А шиповниковый сироп, который я купил в аптеке за свои деньги, я унес домой, и дети с удовольствием выпили четырехлитровую кастрюлю напитка, на который, кроме бутылочки сиропа, пошла половинка лимона и самая капелька крепкого чая.
Еще несколько дней я упражнялся в кулинарных изысках, которые равнодушно съедались коллегами-грузчиками. Отделы я обходил из принципа, поражая женский слух малознакомыми терминами: калья, луковая похлебка с сыром и гренками, харчо по-домашнему…
Наконец, срок действия справки закончился, спина пришла в норму, а магазин нанял на работу очередную тетку, в жизни не варившую ничего, кроме недосоленных щей. Соскучившиеся по горячей пище фасовщицы ринулись в столовку, а я вернулся к работе грузчика, с тем большим удовольствием, что моя кулинарная фантазия начала иссякать.
А калью, луковую похлебку и щи по-французски я варю исключительно для домашнего потребления.
Ворюга
Эта история довольно точно датируется сентябрем 1986 года, когда я дорабатывал в магазине последние денечки. Двадцать второго сентября моему младшенькому должно было исполниться семь лет, а он еще ни разу в жизни не пробовал заливного языка. С этого все и началось, вернее, этим все закончилось.