Наверное, каждому, кто впервые попал за границу взрослым, знакомо чувство беспомощности, которое охватывает человека, не знающего языка, когда он ступает на землю чужой державы. Беспомощность эта сквозила в каждом движении коммерческого директора. Наверное, я представлял бы еще более жалкое зрелище, но меня-то встречали болгарские друзья! Меня хлопали по плечу, спрашивали, хорошо ли я долетел. Потом меня усадили в машину, и я уехал, провожаемый непонимающим взглядом моего бывшего начальства.
И это уже действительно конец.
Новая сложность
ЕВГЕНИЯ ВЕЖЛЯН
*
НОВАЯ СЛОЖНОСТЬ
1
В последние годы прошедшего десятилетия карта поэзии менялась под влиянием единственного экстралитературного фактора, поэзией признаваемого, — орудовало само время: один за другим умирали поэты — в разной степени значительные и неотменимые. То, что время должно было сделать в будущем («рассудить» и «показать», «расставить по местам»), вдруг стало фактом сегодняшнего дня.
Осмысление того, что случилось, требует, как минимум, пересъемки существующего поэтического (шире — литературного) ландшафта: на нем должны проявиться следы ушедших. Выражаясь прямо, речь должна пойти о выявлении траекторий литературной преемственности — наследования манер и стратегий от «старших» к «младшим».
Сегодня чаще всего факты современной поэзии рассматриваются либо почти исключительно синхронно — по их месту на актуальной «литературной сцене», либо сразу «в большом времени», то есть в соотнесении с «традицией» («традициями») — «осевыми» линиями развития русской поэзии (среди которых, разумеется, есть и классика, и модернизм, представленный в основном постакмеистской линией, и авангард
[1]. Но поэзия почти всегда анализируется автономно от других видов и типов литературного высказывания, скажем, от прозы.Картина литературы как целого давно никем и ниоткуда не просматривается. Представляется, что различные на первый взгляд вопросы «ближайших связей», «локальных преемственностей» и связей «межвидовых» растут из одного корня.