забивая пылью ум и ноздри.
Каково остаться одному
с безнадёжным грузом благородства?
Горе повреждённому уму:
нет ему ни отклика, ни сходства.
Где ещё в Испании найдёшь
дурака с отзывчивой душою?
Как теперь от гибели спасёшь
главное, беспомощно большое?
Вот когда откроется ему,
до чего же он нелепо создан,
рыцарь бедный. Вопреки всему,
лепится какой-то новый воздух.
На африканской выставке
Засыпание
Из жадной жизни в неподвижность вытолкнут,
лежишь под одеялом длинной рыбою,
и потолок, своей бесплотной пыткою,
вытягивает тени дыбою.
Покатая времён чересполосица
легко от кожуры забвенья лущится,
и прошлое бесшумной птицей носится
в обнимку с будущим.
Подмешан шум листвы ночным провизором
к чревовещанью холодильника,
и ярый глаз циклопа-телевизора
горит огнём насильника.
И так твоё ничто в потёмках взвешено,
до пустоты такой звенящей выпотрошен,
что только тьмой, её подпором бешеным,
из бытия не выброшен.
Держась её, промытый ею дочерна,
смыкая веки, к мракам приникающий,
становишься их почерком и прочерком,
в них пропадающим.
Памяти А. Э.
Жалко безобидного:
жизнь прожил не видную,
сором и подёнщиной
сдобренную,
женщиной
толком не полюбленный,
сам собой загубленный,
а кому пожалуешься? —
с временем побалуешься,
глядь, оно и кончилось,
истончилось, сморщилось, —
стёртое исподнее,
ни на что не годное.
Говорят: отмучился.
В память улетучился,
в детство дорожденное,
в безмятежно-пенное
вещество без имени,
в сладкое “усни меня”.
На темы псалмов
Ты погружаешься во мглу,
оставив звёздам отблеск Лика.
Как я узнать Тебя могу,
когда мой срок короче вскрика?
Как мошку, век меня слизал,
и весь он — труд или болезни.
Из праха Ты меня воззвал,
чтоб в ярости сказать: исчезни?
Ты скашиваешь, как траву,
за поколеньем поколенье.
Траве спасение во рву, —
в Твоих глубинах нам спасенье.
Возвесели за дни забот,
воздай за непомерность бедствий,
сверши тот дивный поворот,
какой бывает только в детстве.
Тогда всем существом своим,
прозрачным, как прозренье ночью,
мы Замысел не посрамим
и явим суть Твою воочью.
* *
*
Вот как ты просыпаешься,
смотришь перед собой,
пятнышком света спасаешься,
пляской обоев любой.