А в середине — так: “Солженицын безусловно пытается быть объективным. Охотно это признаю и в „200 годах”. Но то, что он глубоко пережил, излагается страстно, полемически. Например, почему-то врезалось в сознание, что Богров, убийца Столыпина, — еврей. А что до того было 8 покушений, когда действовали русские террористы, — остается в тени. <…> В сознание Солженицына врезались три еврея-теневика (“на лагпункте, где Солженицын тянул срок”. —
Если, как подчеркивает Г. П., они с А. С. так “несовместимы по складу ума, по складу характера”, то к кому обращено это мнение? Во многом, получается, — к именно не понявшему его (и соответственно выходит — всей тонкости “еврейского вопроса”) Солженицыну. Но, прошу прощения, понимает ли —
См. также:
Валерий Каджая,“Еврейский синдром советской пропаганды. И до какой степени верен оказался ему Александр Солженицын” — “НГ Ex libris”, 2003, № 29, 21 августаМария Ремизова.
…Или ждать нам другого? — “Дружба народов”, 2003, № 6.Публикуется в блоке, названном “Между „верую!” и „не верю!”. Современная русская проза в поисках Бога”.