И когда он, кивнув седеющей головой, медленно погас, теряя очертания, когда ничего уже не светилось на темной стене, я разрешила себе плакать. Да вот беда — не осталось у меня слез.
Глава двенадцатая
Южный ветер махди уж скоро кончится, настанут осенние луны, посыплются с посеревшего неба холодные дожди. Но пока стоит жара, такая, что камни от нее трескаются. Не обмотав голову платком, в полдень и выходить на улицу опасно — глядишь, и ударит солнце горячим кулаком...
Платка мне, конечно, никакого не дали. Так и повезли в телеге, запряженной тремя черными козлами. Локти за спину завели, обмотали колючей веревкой, и ныли вывернутые вчера суставы. Ничего, утешил меня помощник палача, плюгавенький мужичонка в черной набедренной повязке. На костре-то все одно больнее будет.
Редко приходилось бывать мне в государевой столице. По правде говоря, всего два раза, и оба — с наставником Гирханом. Первый-то раз сумела я погулять, осмотреть все, а второй — таились мы, под чужими личинами прятались. Целую седмицу сидели в доме старой Ориглами, ждали корабля подходящего... И вот сейчас вновь ехала я по этим широченным улицам, мощенным гранитными плитами. В огромных мраморных вазонах, локтя четыре в поперечнике, росли южные деревья миамгу, синеватые их листья чуть слышно звенели под легким ветерком.
Народу собралось — черным-черно. В лучшее вырядились, малых детей на руки взяли. Еще бы, не каждый год бывает казнь великой мятежницы, что океан крови выплеснула от полудня до полуночи, от восхода и до заката. Может, и не случится боле в жизни такого удовольствия. Зато будет что детям да внукам рассказать.
Воины в сверкающих на солнце доспехах (как они в них не изжарились?) древками копий разгоняли толпу. Лупили нещадно, и правильно делали — иначе бы телега до рыночной площади только к вечеру и добралась. От Вороньей Башни до нее путь неблизкий.
Сидела я на охапке соломы и сама не понимала, страшно мне или нет.
С одной стороны глянуть — страшно до одури. И мука меня ждет безумная, и пожить-то, оказывается, еще хочется. Неужели вот настанет сегодня закат, а меня боле не будет? Ни здесь, ни где еще? Звездные птицы на небо вылетят — и чужие глаза их увидят, не мои? Луна встанет над острыми городскими крышами и на кого угодно ее свет прольется, только не на меня?