Благополучно я наведалась в барак, забрала узел свой. В конюшне не много лошадей оказалось, разъезды же были посланы высокородную беглянку искать. А еще до того люди Худгару на ярмарку караван повели... И все же мне хватило оставшихся. Выбрала, может, и не самого быстрого скакуна, но самого выносливого. Мне ведь не скачки, мне долго ехать.
Ворота, конечно, закрыты были, да только караульщики отлучились куда-то. Был бы жив Худгару — всыпал бы им за то палок. Ну да ничего, вернется из разъезда братец его меньшой, наследничек, — он и всыплет. Пришлось мне повозиться, отворяя тяжеленный засов. Едва справилась.
Ну а дальше все было просто. Как ни хотелось мне немедленно на дорогу ноллагарскую выехать, а сдержала я себя, завела коня в чащу лесную и переждала там четверть небесного круга. Столько времени, чтобы и разъезды вернуться успели, и чтобы снова их не погнали — на сей раз уже за низкородной беглянкой.
А теперь я ехала не таясь. Вонючие лохмотья прикопала в лесу, оделась подобающе — скромно да аккуратно, как и пристало пожилой да самостоятельной вдове. Гхири смирно сидел в седельной сумке, похоже, заснул там.
И, глядя со стороны, никто бы вовсе и не понял, какие у этой вдовы черви в утробе завелись, как они грызут безжалостно.
А куда денешься? Надо терпеть. И надеяться. Коня я именно так и назвала, Гиуми, на древнем языке это как раз “надежда” и есть.
Глава девятая
На всякий случай объехала я лесом ближайший постоялый двор. Узнать меня, конечно, не узнают — там видели высокородную госпожу Гайомах-ри, видели безымянную старуху нищенку... Да только вот как бы коня не узнали. Наверняка люди Худгару частенько туда захаживали...
И ночью, при луне, двигались мы на юго-запад, и днем, при солнце палящем. Совсем замучился Гиуми, да и мне тяжко пришлось. Не отыщи мы лесной ручей, пал бы конь.
И только к следующему полудню решилась я показаться на люди. Съехала с лесной тропы на главную дорогу, и вскоре потянуло дымом. Так и есть, село большое, Хаугому зовется, и при нем постоялый двор, трактир.
Вскоре блаженствовала я перед миской наваристой мясной похлебки, а Гиуми в конюшне блаженствовал. Не соломы — зерна велела ему в кормушку засыпать. Деньга-то еще есть.