Я не большой специалист по семнадцатому веку. Но все же берусь утверждать, что сжечь юродивую по приговору церкви — крайне неудачный сюжетный ход (а ведь на нем держится весь роман). Потому что юродивые в народе почитались как святые. Вспомните Бориса Годунова: царь бессилен против юродивого. А. М. Панченко в работе «Юродивые на Руси» пишет о том, что оппонент Никона Павел Коломенский стал юродствовать, ибо это была «последняя возможность сохранить жизнь. <…> юродивый считался неприкосновенным».
Уж если Никон не мог открыто осудить прослывшего юродивым, нарушить традицию, то какому-то тотьминскому священнику отправить на костер юродивую, почитаемую в народе, было явно не по силам.
Простим автору то, что он упрощает судопроизводство подобных процессов: на Руси казнь за ведовство вовсе не вершилась в одночасье по чьему-то доносу. Церковные власти должны передать дело светским. Должно быть следствие. А что предъявить юродивой Феодосье на следствии? Что она крест преогромный из цветов соорудила? Никакой суд не признает это богохульством.
Сжигали же не юродивых, а заподозренных в сношении с нечистой силой. Источником таких обвинений чаще всего были реальные несчастья: мор, болезни, падеж скота, неурожай, пожары. Сознание народа требовало поиска виновных — и тут общественное мнение указывало на какую-нибудь знахарку, травницу, ворожею, и ей грозил самосуд. Церковный суд часто спасал предполагаемую ведьму от самосуда и нередко ограничивался наложением епитимьи.
Кстати, поразившую ее летописную запись Колядина могла извлечь не из заграничной книги о ведьмах, а из классических трудов по русской истории и этнографии: она цитируется и в «Истории...» С. М. Соловьева, и в книге А. Н. Афанасьева «Древо жизни», и в книге Сергея Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила», и в десятках уже современных компилятивных работ. Приведу ее полностью: «В 1674 году в Тотьме сожжена в срубе, при многочисленном стечении народа, женка Федосья, оговоренная в порче; перед самою казнию она заявила, что никого не портила, а поклепала себя на допросе, не стерпя пытки».
Здесь от каждого слова тянутся гипотетические сюжетные нити. Ясно, что было событие, причину которого в народе интерпретировали как насланную порчу. Было следствие над предполагаемой виновницей. Был суд. Был приговор.