В то время как типовые преподаватели сообщали аудитории устоявшиеся представления о том, повинуясь каким закономерностям одни философские системы сменяют другие, Мамардашвили, по обыкновению, решал собственные задачи и выводил своих слушателей — а заодно и себя — из инерций. «Я постараюсь, — заявил он в самом начале, — не рассказывать тексты, а выявить некоторые основные сквозные идеи, которые являются стержнями современной философской культуры, пронизывают одинаково все направления, являются их, скажем так, кристаллизациями, которые в разных выражениях, разных формах встречаются у разных авторов и в разных философских направлениях, создавая тем самым некоторое единство стиля современной философской мысли».
Разумеется, это единство он реконструирует по-своему — подчиняя эту задачу той, которую ставил и решал вообще всегда: «…я постараюсь просто дать вам почувствовать, что такое философия, независимо от того, какая она — европейская или не европейская, старая или новая и критикуемая нами или не критикуемая». То есть — та самая истинная философия, которая — всегда поверх и помимо «философии учений и систем».
Здесь мы как раз имеем возможность проследить, как на очередном материале — «современной европейской философии, ее основных направлений и школ» — осуществляются, испытывают себя и взаимодействуют друг с другом ведущие авторские идеи. В данном случае — две главные.
Это — рождение современности как особого исторического состояния, с только ему свойственными возможностями и невозможностями — и «вечно возобновляющееся, но ничем не гарантированное», по сути внеисторическое «событие сознания». И то и другое, кстати, — единократное событие. В этом можно узнать еще одну сквозную мысль Мамардашвили: однократность, (трагическая) единственность бытия и смыслообразующего усилия. Соединяются две эти темы опять-таки в очень характерный для автора мотив: осуществление акта сознания и есть начало подлинной исторической жизни. Надысторическое мыслительное усилие, по сути, создает историю.