Новый Мир ( № 2 2011)

Освобождение из смирительной рубашки народничества в 1890 — 1900-х годах было тем более трудным, что связывали себя сами авторы: борьба шла не между противоборствующими течениями, а в сознании буквально каждого значимого писателя.

И нет в этом смысле судьбы более трудной и величественной, чем судьба Ивана Франко. За шестьдесят лет жизни (1856 — 1916) он создал целую библиотеку — даже несколько. Пятьдесят томов его советского собрания сочинений, зияющего цензурными купюрами, составляют: поэзия (семь томов), переводы в стихах и прозе (столько же), проза (девять томов), драматургия (два), критика и литературоведение (шестнадцать), фольклористика (два тома — и здесь пробел особенно велик: немалую часть собранного фольклора составляли апокрифы, религиозные легенды и т. п.), а еще экономические, исторические, философские труды (шесть томов, тоже немало урезанных, — социалист Франко вовсе не был марксистом, каковым его невнятно изображала советская история литературы) и письма.

Современники могли принимать Франко или идти наперекор, но добрых тридцать лет не считаться с ним было попросту невозможно. Между тем художнический талант и прогрессистские убеждения толкали Франко в противоположных направлениях. Неудивительно, что один из лучших лирических циклов во всей украинской поэзии, «Зів’яле листя» («Увядшие листья»), Франко снабдил несколько извиняющимся предисловием: он-де изобразил настроения некоего самоубийцы, только чтобы оттолкнуть от них читателя. А когда критик назвал Франко «декадентом», тот откликнулся сердитой стихотворной отповедью («Який же я у біса декадент?»), при этом четко обозначив и свою логику, и эстетические претензии к европейскому «упадническому искусству»:

 

Я не люблю безпредметно тужити,

Ні шуму в власних слухати вухах…