Новый Мир ( № 2 2012)

В процитированном выше интервью Солоух упоминает и о значении трех вставных новелл, которые, по его словам, призваны продемонстрировать ту ключевую роль, которую книги играли в советском обществе: «Книги были такими же героями того времени, как и люди. Живыми. Товарищами, собеседниками, конфидентами. <…> Первоначально я хотел обратиться к подлинным романам и стихам, занимавшим умы в ту пору, но быстро увидел, что это меня подчинит чужим художественным мирам, изменит задачу. И тогда возникла необходимость написать нужные в моем контексте вещи самому». Кстати, все три новеллы в том или ином виде описывают насилие над детьми. В художественном мире Солоуха, который, как мы уже видели, ориентирован именно на ребенка как идеального человека и на детство как наиболее гармоничное состояние, такая сюжетная коллизия прямо намекает на безблагодатность и чуть ли не дьявольскую сущность происходящего в новеллах. Что касается использования новелл как метафоры того времени, то цель эта автором, на мой взгляд, достигнута только отчасти. Да, люди постоянно читали и обсуждали книги, но это были не книги вообще, а совершенно конкретные тексты, которые нельзя вынуть из эпохи, не причинив ей тем самым непоправимого ущерба. Кроме того, несмотря на то что эти «книги» в романе имеют хоть какое-то конструктивное значение для развития сюжета, но они никак не участвуют во внутренней жизни героев и с психологической точки зрения довольно-таки бессмысленны. Зато вставные новеллы в полной мере демонстрируют стилистическое мастерство автора, который действительно может воспроизвести и творчески доработать любую художественную систему. Эффект иронического пародирования и высмеивания первоисточника достигается путем имитации стиля со смещением акцентов — прием, безусловно, постмодернистский.