Впрочем, основная часть романа написана тонко отделанной ритмизованной прозой — вполне узнаваемым личным авторским стилем Солоуха, аналоги которому мы найдем уже в модернистской литературе. Писатель подробно и очень точно воспроизводит ощущения героев. Именно благодаря этому обилию мельчайших подробностей и возникает эффект узнавания и почти полного погружения в ту давно ушедшую в прошлое эпоху. И с этой точки зрения вставные новеллы становятся как раз средством остранения. Они как бы отталкивают читателя, заставляя его задуматься об их смысле и содержании, не давая ему полностью слиться с происходящим в романе. Более того, вставные новеллы еще и надолго задерживают развитие сюжета. Благодаря этому читатель насильно извлекается из созданного Солоухом художественного мира и оказывается в какой-то иной параллельной реальности, где ему самому приходится выстраивать для себя систему ориентиров. Однако вся эта богатая палитра модернистских художественных приемов в сюжетной конструкции романа является все-таки не до конца востребованной. Показ внутреннего мира героев Солоуха, причем выполненный, повторюсь, с необыкновенным мастерством, упирается в достаточно простой сюжет. Персонажи переживают реальность сложнее и тоньше, чем это заложено в рисунке их характеров и воплощено в структуре романа. Героя, соответствующего такому способу изображения, то есть тонко чувствующего, переживающего и осмысляющего не только поверхностные, но и глубинные слои реальности, у Солоуха нет. Получается, что герой классицистского по сюжетному замыслу романа изображается модернистскими средствами. Художественная эффективность тут примерно такая же, как если бы вместо топора кто-то начал рубить дрова скальпелем.