Новый Мир ( № 2 2013)

Дворов шестьдесят было когда-то в Тупиках. Не повезло деревне. Сначала укрупняли, в Поповку переселили, потом разрешили вернуться, а потом вообще передали в другой район… он вспомнил, как переселялись, бросали, ломали хороший, только что перекрытый двор… как выла мать и ему было страшно. Отец, нестарый еще тогда, не выдержал, не стал в Поповке отстраиваться, выпивать начал и года не протянул. И остался их наспех собранный дом без сеней и даже без забора вокруг.

Старик хорошо помнил, как оно было когда-то в его деревне, теперь, правда, оно и не угадывалось совсем, и надо было долго объяснять, что растащили, что в землю ушло, а что заросло без людской заботы… но его никто и не спрашивал. Давным-давно не спрашивал. Как, мол, оно раньше-то было? Старик иногда удивлялся. Ему казалось очень интересно, что раньше было вот так, а теперь по-другому. Казалось, из этого что-то можно понять важное. Но люди — они тоже были разными — те, что жили здесь давно, и сегодняшние. Старику казалось даже, что те прежние люди бесследно исчезли с этой земли, а эти нынешние родились как-то сами по себе, как будто вышли откуда-то из телевизора, и ни к тем прежним, ни к этой земле отношения уже не имеют.

Сразу за изгородью начинался выгон, заросший бурьяном, ольховником да березняком. Можно было и дорогой ходить, но старик упрямо отстаивал свою дорожку, которую топтал всю жизнь. Бурьян, он хоть и бурьян, а против человека с косой и топором что он, тот бурьян?

За выгоном начинался лес. Он не пошел по тропе, ведущей к озеру, а повернул правее, к верхним полям, там оттаивало раньше. Там весной присаживались первые гусиные стаи, и он пацаном ползал к ним по грязи с батиной одностволкой, а потом и взрослым мужиком ползал. Он тащился крепким снежным настом, мелко переставляя лыжи, опирался на палку и думал о грачах. Что они едят? Червяков — это понятно, за плугом, за бороной собирают… А еще чего? Чего вот, например, сейчас-то? Они всегда прилетали, когда поля начинали чернеть из-под снега, вдоль дорог собирали, когда по тем дорогам ездили на лошадях. Кое-чем кормились. А теперь-то как?

Нельзя было сказать, что он как-то уж особенно любил этих грачей, даже скорее и не любил за галдеж и изгаженный пометом двор, но потом уже, когда Катя померла и старик остался один, он ждал их каждую весну. Грачи означали, что еще одна серая долгая зима скоро кончится. Они были живыми, галдящими, прыгающими с ветки на ветку, вестниками весны и тепла.