Новый Мир, 2000 №11

А Купавна не мешала ему тешиться новыми иллюзиями и убегать. Она отпускала его, как отпускала когда-то бабушка филевского деда, надолго или ненадолго, к другой жене, в другой дом или другую жизнь; несколько лет спустя поделенная по решению суда между бабушкиными наследниками и по странной причуде судьбы сразу после того брошенная своими навсегда рассорившимися хозяевами, никому из них не нужная, осыпающаяся и зарастающая травой, напрасно роняющая с веток кислые и сладкие яблоки в плачущем саду, она осталась одна и ничего не говорила, потому что знала: как бы далеко ее неверный, восторженный барчук ни уходил, сколько бы ни было ему отпущено и дано, чего бы ни добился он и ни растерял, в самом конце пути все равно вернется сюда и, по знойной дороге гонимый ветерком, легко и быстро пойдет в пыли меж колосящейся ржи, но ни одна трясогузка не услышит его торопливых шагов, не испугается и не вспорхнет в белесое дачное небо.

1999–2000.

Окончание. Начало см. «Новый мир», № 10 с. г.

Марина Тарасова

Птица на красном

* * *

Губы из перламутра,руки из алебастра.Это больничное утро,смерти холодная астра.Свет больничной иконы,кровь подмешена к маслу.Господи, мой бессонный,снежная птица на красном.

* * *

Меня, что в этот мир пришлауключиной непарного весла,в какой-нибудь необозримой эре,укутанной звериною мездрой,меня найдут, как клинопись в пещере,когда наступит снова мезозой.И подо льдом в неповторимом блескесверкнет из мрака первозданный мак.От волчьей ямы — до небесной фрескиодин лишь шаг.

* * *

Опять-таки, как же везет богатым!Заморозиться на сто или двести лет,победитьболезнь и смерть.И вот ты выходишь из ледяного ломбарда.

— Как самочувствие? — галдят репортеры.— На все сто!Правда, праправнуки могут тебя не признать,будут брезговать, как звероящером.И где раздобыть такие несусветные деньги?Но можно… сдать квартиру… совсем по дешевкесумасшедшим жильцамна целых сто лет.А где пребудет, куда унесется Душа,как она возвратится в то же самое тело,попирая Заветы?Или… Судный день уже наступил,а мы его проморгали?

* * *

Слепнущий пес уходит, как старый шаман,

в известный только ему океан.Расширяется омут, из которого лет шестнадцать назадон выплыл щенком, чтобы жить невпопад.А на том берегу, рассекая арктический мрак,бродят тени ушедших собак.Небо, полное звезд, леденящее небо не дремлет.Кончается командировка на Землю.

* * *

Пыль кружит над переулком,залетает в строгий зал.Органист играет «Мурку»,он от Генделя устал.Вы, ценители крутые,не мутит вас, не знобит?По России, по Россииэто реквием звучит.

* * *

Изменились глаза и улыбка,море слез перешедшая вбродс тонким прутиком,с дудочкой гибкой,только голос все тот же, все тот —древний бог, из египетских скважинзачерпнувший полуденный свет,пролетевший над сумрачной сажейвсех знобящих потерянных лет.Это он — как в очнувшейся песне,запоздалой любовью влеком,зимней ночьюпо пряничной Преснепо морозу идет босиком.

* * *