Новый Мир, 2003 №01

И конечно, главная, магистральная линия книги — мысль о единстве русской литературы. О том, что все дискуссии о ее кончине, а также многочисленные к ней претензии в худшем случае обслуживают интересы литературных групп, в лучшем же являются результатом невежества людей, не знающих, что в истории такое уже было. Мысль эта уже нашла выражение в “Литературном сегодня”: “Как это и свойственно словесному искусству, где самый „неожиданный” сочинитель непременно окажется в родстве с очень и очень многими. Как ни крути, а литература у нас одна. Никуда из нее не убежишь”. “Памятные даты” прослеживают родство дальше и глубже, чем в предыдущей книге: до самого XVIII века. С укрупнением временнбых масштабов попытки “убежать”, то есть отменить смысловое единство русской литературы, выглядят тем, чем они, вероятно, и являются в действительности: волной в череде других волн, легким возмущением на поверхности явления.

В этом смысле книга Немзера очень доказательна. Есть, правда, и другая сторона медали. Сознание нерушимого единства литературы утешительно — но и тягостно. Соблазн произвести или констатировать радикальную перемену в ситуации греховен — но и энергетически полезен. Очень может быть, что даже малосимпатичные усилия похоронить литературу либо канонизировать какой-то ее кусок в ущерб интересам сегодняшнего дня объективно нужны литературному процессу. Вот размышления, выходящие по задаче за пределы рецензии. А что делать, если Андрей Немзер в определенном типе читателя провоцирует оппонента? Любопытное свойство нашего известного критика: не он “сдает” читателю некий блок формулировок и идей, но читатель “сдает” Немзеру экзамен на некую полноценность — то есть “сдает” себя. Иные экзаменуемые имеют привычку отвечать вопросом на вопрос.