Новый Мир ( № 3 2009)

Пустовая Валерия Ефимовна — литературный критик. Выпускница факультета журналистики МГУ (2004). Сотрудник журнала «Октябрь». Выступала со статьями и рецензиями о современной прозе в журналах «Континент», «Октябрь» и других периодических изданиях. Постоянный автор «Нового мира».

 

Современная проза между сказкой и мифом

Когда нет веры легенде о сотворении мира, усиливается любопытство к процессу творения легенд, а из сказок наибольшее одобрение вызовет та, которая рассказывает об устройстве сказки.

Древнюю историю происхождения волшебной сказки из мифа О. Лебедушкина сочла возможным перенести на современную литературную ситуацию. Объясняя новейший сказочный «бум» десакрализацией мифа: такой путь мифа к сказке известен прежде всего благодаря трудам В. Проппа и Е. Мелетинского. «Незримой преградой между человеком и реальностью в очередной раз оказался миф»[1]

, — торжествующе обличает критик искомое зло, приветствуя сказочников-богатырей, призванных сбороть чудище обло.

Поскольку вопрос о принципах маркировки доброго и злого, героического и чудовищного полюсов бытия находится исключительно в компетенции мифологии, оспаривать критическую гипотезу Лебедушкиной мы не намерены. Заметим лишь, как незаметно в ее антимифологический манифест вкралась эта мифообразующая антитеза. Что хочется предложить — так это посмотреть на ситуацию сказки в современной литературе из противоположного ценностного измерения. Такого, где за доброе-вечное играет миф, торжествуя над злопыхательством деконструкторов…

Шутки шутками, но над проблемой выживания сказки как литературной формы сегодня приходится думать всерьез. Вторичный характер нынешней демифологизации Лебедушкина проигнорировала. Фольклорная сказка возникла из освоения социальными, профанными смыслами — сакральных, космических сюжетов

[2]. Что же профанирует современный сказочник — какоесвятое

этот культурный герой крадет для простого люда?

Постмифологизм современности вдохновлен скорее историей, нежели философией. Это невечноантимифическоев душе сказочника, а реакция актуальности на смысловой тоталитаризм недавнего прошлого. Виртуозная игра деконструкции поэтому выражает глубинную несвободу сказочника от актуальной культурной ситуации. И — продлевая ее инерционное бытие — принимается крушить саму сказку.