Читаем Новый Мир ( № 3 2009) полностью

Дмитрий Володихин.О, вколи же мне дозу СССР! — “Русский Обозреватель”, 2008, 16 декабря

.

“На дворе — „красный ренессанс”. <...> Советский миф нынче намного сильнее, чем десять и, тем более, пятнадцать лет назад”.

“Что ж, Михаил Елизаров точно показал, какова истинная суть „красного ренессанса”, а по большому счету, и любого обезбоженного общества. Вот — мечта, мара, иллюзия, все прекрасно, просто „сон золотой” наяву и в полный рост. А вот — действительность: тюрьма без надежды на амнистию”.

“Говорят, Александр Кабаков фонтанировал гневом после того, как Букера присудили Елизарову: „Я выйду из Букеровского комитета! Это позор! Премировать низкопробный фашистский трэш!” Что ж, ультралиберальная репутация Кабакова в сочетании с подобными протуберанцами ярости составляет еще один серьезный аргумент в пользу „Библиотекаря”...”

“Яков Гордин: русское еврейство и русская культура нерасторжимы...”

Беседу вела Светлана Бунина. — “Лехаим”, 2008, № 12, декабрь.

Говорит

Яков Гордин:“И в то же время не будем преувеличивать значимость в те годы Иосифа, который, конечно, играл большую роль, но не был единственным центром. В нашем кругу были и другие достаточно вольнолюбивые, независимые, знающие себе цену люди. Это и Александр Кушнер, который начинал примерно в одно время с Бродским и всегда шел своим путем, и Евгений Рейн, сам по себе являющийся достаточно крупной фигурой… Да и кроме писателей были замечательные личности: кинорежиссер Илья Авербах, вулканолог Генрих Штейнберг. Было много ярких людей. Сам Бродский — фигура уникальная, из ряда вон выходящая, но сводить своеобразие этого слоя в одну точку, переворачивать пирамиду вверх ногами тут тоже не стоит”.

“Бродский никогда не был олимпийцем. Он, как многие талантливые люди, не был прост для окружающих (хотя мне грех жаловаться — мы за всю жизнь ни разу не поссорились). Тем не менее Иосиф не был замкнутым на себе холодным человеком. Когда он с кем-то дружил, он был прекрасным другом — и, как он сам говорил, „любил немногих, однако сильно”. Кстати говоря, любил он многих. Круг симпатий Бродского был очень широк, в него входил, например, Гарик Гинзбург-Восков, замечательный человек, совсем не связанный с литературой. Или вот: помните инициалы в посвящении перед „Стансами” („Ни страны, ни погоста…”)? Е. В., А. Д. — Елене Валихан и Але Друзиной. С этими девушками, моими университетскими приятельницами, у Иосифа никаких романов не было, но он всю жизнь хранил им дружескую верность”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза