Я подумала, ну и черт с тобой. И с университетом. Пойду домой.
И вот сижу я дома, курю, стучу на машинке, снег валит. Приходит моя подруга, хиппушка Жека, вся в шрамах и фенечках. Красилась она под Бутусова и ходила в кожаном пальто нараспашку.
— У меня новый чувак наклевывается. Джон. Кличка — Князь Тьмы. Его вся система знает. Совок весь объездил, у БГ жил — на Софьи Перовской. В ванной! Тут рядом, в двух остановках, живет. У него дома полная дичь. Он, короче, маг. Мама колдунья, бабка — ведьма, флэт — дико прикольный. У него есть друг — Лео. Блондин, тормоз немного, зато мажор. Мой брюнет, твой блондин, договорились?
Жека, говорю, мне некогда. Я роман пишу.
— Да ты что! Какой?
— Называется “Фантастическая летопись конца”.
— Конца чего?
— Чего-чего? — говорю. — Любви, чего.
— Ты же его бросила? Чего страдать?
— Любовь — сложная вещь, Жека. Ты пока не догоняешь.
Жеке было шестнадцать — на целых два года меньше, чем мне. Естественно, она еще не врубалась. Спала с кем попало.
— А это что?
— Блин, аккуратно! Это обложка романа. Вчера сваркой занималась. Мне олово достать надо, подпаять тут некоторые детали. Ты бы мне канифоль принесла, у тебя с музыкалки остались коробки!
— Ты как Бананан какой-то, — сказала Женька с уважением. И жестоко застучала на моей машинке.
Я ужасно не любила, когда без спроса лезли стучать на машинке. Я там писала как-никак книгу — и вот идут какие-то слова, и вдруг фывапролдж — гость, видите ли, пробовал клавиши.
Правда, иному гостю я даже выдавала чистый лист бумаги. Дескать, хочешь, пока я чай принесу, ты попечатай. Но то были редкие особи, которым выказывалось такое уважение. Машинка была “Континенталь”, ей было сто лет, на ней моя тетка диссертации стучала.
Джон открыл дверь и торжественно поздоровался:
— Я вас приветствую, дети мои!
Пухлая вешалка, пол, усеянный ботинками. Мы долго впотьмах пробирались через коридор. На кухне хозяин посмотрел на меня внимательно и улыбнулся. Это был парень с остановки.
Минут через пятнадцать Жека, осознав, что мы совершенно не слушаем ее трескотню, обиделась и ушла. Я достала сигареты из ботинка и закурила. Джон сел на подоконник, взял гитару и запел:
— Они говорили всю ночь, я говорил как все, но, правду сказать, я не знаю, о чем шла речь, я был занят одним — тем, насколько ты близко ко мне.