Новый Мир ( № 3 2011)

Сзади раздался крик: “Предатели!”

Финансист запел “Марсельезу”. Зайцева, приподняв очки, всмотрелась в него с уважением:

— Я вас где-то видела! На марше несогласных!

Финансист действительно напоминал несогласного. Было в его облике что-то революционное. Мы шли и разговаривали, меленько сыпал снег, в мучной мгле сияли фонари.

— Перестаньте меня игнорировать! Слушайте меня! — говорил мне бунтарь. И рассказывал, что ходит в драмкружок. — У вас такое лицо, будто вы решаете сложную задачу, но не можете решить. И почему вы смотрите на меня как на второстепенного персонажа? — вдруг ясным голосом спросил летчик.

— Она на всех так смотрит, — поддакивал на периферии корреспондент, бросаясь снежками.

— Она тоже так смотрела, — сказал он и быстро пошел рядом со мной, рассказывая о любви. — Я приходил, заваливал ее этими... ну подарками, а она смотрела на меня, и зрачки ее сужались. Я приходил и приходил, а ее зрачки все сужались и сужались. Она, конечно, ругала меня. Но зрачки-то! Не обманешь. И однажды я пришел — а они уже не сужались. Она посмотрела на меня равнодушно. И я ушел.

Я подумала, что летчик замечательный человек.

— Вы меня презираете? — спросил он.

Так мы пришли в кафе. Они заказали водки. Мы были близки к тому, чтобы потерять корреспондента. Он метался между рюмкой и воздухом. Летчик продолжал обвинять меня в равнодушии. Я идиотски улыбалась и говорила:

— Какие здесь красивые буфеты!

— Да она очарована вами! — не выдержала и горячо сказала Зайцева. — Если она молчит, это ничего не значит. У нее — все внутри!

Я была молчаливо благодарна Зайцевой. Летчик сказал, не отрываясь:

— Я первый раз сталкиваюсь с таким выражением чувств. Это же патология — нет?

Потом мы шли под снегом к Кремлю. Эти двое зачем-то облепили себя полосатой автодорожной лентой.

— Ну посмотри на них! Ну точно как одноклассники. Идут за нами, а чего, зачем? — вздыхала Зайцева.

— Да, тоска, — говорила я, улыбаясь.

Они как-то незаметно нас догнали, мы дошли до Красной плошади. Никого на ней не было, огнями горел терем ГУМа. Было тихо, в лучах фонаря летели и кувыркались твердые крупинки снега.

— Какие звезды здоровые, пластмассовые, что ли! — сказала Зайцева.

— Сама ты, — говорю, — пластмассовая, а они рубиновые.

— Я хочу лечь,— вдруг сказал корреспондент.

— Заберут нас, — затосковала я.

— Да! Ляжем все! — закричала Зайцева.

Вдруг корреспондент зашел за ограждение возле ворот к Спасской и аккуратно лег на снег. Мы стояли за забором и кричали ему азартно:

— Вставай!