Новый Мир ( № 4 2007)

То время давно ушло и умерло, потому издавать эту пьесу стоило бы с обильными комментариями, так, как издали в израильском русскоязычном журнале “Солнечное сплетение” пьесу Тома Стоппарда “Изобретение любви” о знаменитом английском филологе-классике и поэте Альфреде Хаусмене. Причем переводчики и комментаторы Виктор Куперман и Екатерина Неклюдова использовали в своем переводе драматургический глоссарий к пьесе, составленный англичанами Рианом и Шульцем. Я это к чему? К тому, что даже для англичан далека и малопонятна их эпоха позднего викторианства, даже им потребен для той эпохи какой-никакой комментарий, а что уж говорить про нас и про образованных людей середины XIX века. Если было и у нас и у них кораблекрушение, то выбросило-то нас на разные острова.

Да где вы сейчас человека сыщете, который с чувством бы вам что-нибудь выдал про Абсолютный Дух? Нигде вы такого человека не сыщете. Скорее, чем мы, остальной мир, верней, его интеллектуальная часть нынче каким-то образом соприкоснулся с проблемами русского образованного общества кануна реформ Александра II. Доказательство тому простейшее: не российский драматург, а английский вцепился в истории, происходившие давным-давно с Герценом, Огаревым, Бакуниным, Тургеневым, Станкевичем. Забавно, снова нам со стороны, с того берега, говорят: да у вас такое богатство под ногами! Черпай полными горстями… Интересно, впрочем, что остановился Стоппард как раз перед самым что ни на есть драматическим сюжетом, перед нечаевщиной. А ведь, казалось бы, такая выигрышная для драматурга история. Такой мог бы получиться Хлестаков русской революции, обманывающий всех, и себя в том числе, да у меня-де в Женеве тридцать пять тысяч курьеров и в Зимнем все схвачено. А что Хлестаков этот оказался убийцей, ну это уж для того, чтобы критики, хмыкавшие по поводу авторского комментария Гоголя насчет сатанинской природы Ивана Александровича, уверились: Иван Александрович в самом деле бес собственной персоной. Его стоит бояться, смеяться над ним не следует.

Так вот, Стоппард останавливается перед самой этой историей. В конце “Выброшенных на берег” Бакунин говорит Герцену о своих интригах против Маркса, и тут-то должен появиться Нечаев, но… не появляется, поскольку интереснее всего Стоппарду Герцен, конечно, — с его антибуржуазностью, скепсисом, интеллектуализмом. Герцен ему больший собеседник, чем Бакунин или Огарев, не говоря уж о Нечаеве.