Новый Мир ( № 5 2013)

С т а н и с л а в с к и й. Я долго жил. Много видел. Был богат. Потом обеднел. Видел свет. Имел хорошую семью, детей. Жизнь раскидала всех по миру. Искал славы. Нашел. Видел почести, был молод. Состарился. Скоро надо умирать.

У л ь я н о в. Я пробую писать его портрет. Ни освещение, ни поза, ни настроение Станиславского не благоприятствуют моему намерению. Я понимаю, что слишком поздно. Ничего не осталось от прежнего Станиславского, он весь поглощен своей рукописью. Я рассказываю ему о репетициях в студии, об Оперном театре его имени, о знакомых нам обоим режиссерах и актерах, но его ничто не может отвлечь. Я упоминаю имя Айседоры Дункан. «Авантюристка», — он произносит это слово бескровными губами, устремив глаза в тетрадь.

С т а н и с л а в с к и й. Теперь спросите меня: в чем счастье на земле? Познавая искусство в себе, познаешь природу, жизнь мира, смысл жизни, познаешь душу — талант! Выше этого счастья нет.

М и х о э л с. Как-то он спросил меня: «Как вы думаете, с чего начинается полет птицы?» Я ответил, что птица сначала расправляет крылья. «Ничего подобного, птице для полета, прежде всего, необходимо свободное дыхание, птица набирает воздух в грудную клетку, становится гордой и начинает лететь». В последние дни Станиславскому было трудно дышать, он жил с затрудненным дыханием…

С т а н и с л а в с к и й. Двадцать лет в театре… В течение почти четверти века изо дня в день приносить искусству беспрерывные большие и малые жертвы. Добровольно приносить себя в жертву, скрывать себя, делать невозможное, принять постриг, подчинить себя военной дисциплине, отдать весь талант и знания.

Д у х о в с к а я. В нем была жажда жизни: дожить до завершения своей работы, достигнуть цели своей жизни. Ему казалось чудом, что, не будучи ученым, он создает учение об искусстве. И эта жажда завершить свое дело заставляла его мучительно бояться, что он не успеет сделать этого. Поражали упорство и настойчивость, с какими он, больной и слабый, жадно ловил проблески вспыхивающей мысли и спешил скорей занести ее в тетрадь. Но все чаще и чаще мысль обрывалась, он беспомощно опускал руку, в которой держал тетрадь, и погружался в полузабытье…

 

 

ПРОЩАНИЕ СО СТАНИСЛАВСКИМ