Читаем Новый Мир ( № 7 2004) полностью

Там мертвый рыцарь под сосною.

...И никогда, и никому не

Расскажу я, что со мною.

 

*       *

*

Ты была мегерой мегер,

Мою голову в пасти держала.

Ты любила меня, мигрень,

Не любила, а обожала.

Ты присасывалась у виска

И выцеживала до донца:

От ресничного волоска

До последнего волоконца.

Путешествуя с багажом,

С багажом средь зимы и лета, —

Помню всех, кто был поражен

Стрелами твоего арбалета.

Но среди пустынь и морей,

Исполнительна и покорна,

Похищала меня мигрень

Из-под самого носа партнера.

Саквояжик мой пуст, увы.

Замолчала моя виола.

Где таблетки от головы?

Книги, ноты, семья и школа?

Я сама себе менестрель

В центре литерного вагона,

И все та же со мной мигрень,

Та химера. Чума. Горгона.

 

 

*       *

*

Отпусти меня, пожалуйста, на море.

Отпусти меня хотя бы раз в году.

Я там камушков зелененьких намою.

Или ракушек целехоньких найду...

Что-то камушков морских у нас не густо!

На Тверской среди зимы их не найти.

А отпустишь — я и песенок негрустных

Постараюсь со дна моря принести.

Отпусти меня, пожалуйста, на море.

В январе пообещай мне наперед.

А иначе — кто же камушков намоет?

Или песенок негромких подберет?

Извини мои оборванные строки.

Я поранилась, сама не знаю где.

А поэты — это же единороги.

Иногда они спускаются к воде.

Трудно зверю посреди страны запретов.

Кроме Крыма — больше моря не найти.

Только море еще любит нас, поэтов.

А поэтов вообще-то нет почти.

Ах, достаточно румяных, шустрых, шумных.

Где-то там косая сажень, бровь дугой.

Но нет моих печальных полоумных —

Тех, что камушки катают за щекой.

 

*       *

*

На исходе двухтысячной пьесы,

Избегая чужого веселья,

Мы приплыли с тобой в замок Если —

Это недалеко от Марселя...

Нас доставил пригожий кораблик,

У причала их было немало.

Мы сказали себе “крибле-крабле”

И вернулись к началу романа.

То-то было на море тревожно,

То-то было на пирсе студено.

Если чуть дальнозоркости — можно

Разглядеть силуэт “Фараона”...

К сожаленью, наш принц не читает.

Подрастет, доберется до текста.

Мне и четверти часа хватает —

Рассказать приключенья Дантеса.

Терпелив, но и грозен, и пылок

Был моряк, проходивший сквозь стены.

Замок Если глядит нам в затылок

Как любовник, сошедший со сцены.

Заночуем сегодня в предместье.

Нас приморская ночь не простудит.

А на лучшее в мире возмездье —

Зря надеешься, денег не будет.

 

*       *

*

Из далеких пустошей, затерянных графств

Прискакали гонцы накануне,

Восклицая: сударыня, вы кунст! Вы крафт!

А другие все затонули.

Кого-то поющие засосали пески.

Кто-то спит как последний пропойца.

А вы, королева, потрите виски

И хоть что-нибудь нам пропойте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза