Новый Мир ( № 7 2007)

Его все тянуло к литераторам, к артистам, художникам, у Мельникова-Печерского, кажется, бывал, с Сувориным приятельствовал, но характер — порох! Охотником был страстным. Хотел убить Стахеева, считал, что тот отманивает его зайцев, земли граничили, а у братьев Стахеевых была большая охота, дед залег в кустах, но не выстрелил. Остыл, верно. Да и детей к тому времени у них с Серафимой было шестеро, он их обожал, хотя воспитывал в строгости… Стахеевы были на всю Волгу и Каму пароходчики, Елабугу отстроили, и храмы, и дома, в Москве — особняк на Басманной, не особняк — дворец, теперь о них вспомнили, а сколько лет — ни гугу, но вот судьба, Лизонька! Тот, которого мой дед хотел подстрелить, влюбился в Таню, мамочкину сестру, она моложе мамочки всего на год, крупная, яркая, смешливая, коса вокруг головы, считалась первой красавицей на Каме, а в гимназические каникулы по лугам да полям на своей кобылке да еще без женского седла, горячая, как отец, и где Стахеев ее заприметил и как все было, но Таня с ним из дома сбежала. А у Стахеева, между прочим, семья. Серафимы уже не было на свете, она умерла вдруг, в одночасье, тогда говорили — разрыв сердца, оставила своего Василия одного с детьми, была бы жива, не случилось, а тут дед впал в ярость: он увидал в этом повторение своей несчастной судьбы, он проклял Таню, да, да, проклял, через годы каялся, но это когда его Таня стала гражданской женой Стахеева, родила своих девочек, а тут он Стахеева на дуэль, но Стахеев из новых людей, эти замашки были не по нему, он просто увез Таню подальше от отцовского гнева и всяких пересудов. А для деда — еще одно оскорбление, его понесло, он впал в прежнее. Антрепризы. Актерки. Какие-то подряды… А законные дети нератовские — совсем другое. Совсем. Высокие чиновники во всяких столичных департаментах. Старший был товарищ министра иностранных дел. По-нынешнему — заместитель. А Пикуль написал — глуповатый англоман. Откуда известно? Откуда ему, Пикулю, известно? Англоман — да, но он нашу Мусеньку, мамочку мою, выделял именно за ум, любил с ней беседовать, а вот сестра его относилась ревниво к Васиным детям. Говорили, из-за их красоты. И высокомерно. Но помнишь, в горбачевские времена по телевизору какой-то архитектор выступал из Америки, нестарый еще, а ты знала, что он потомок нератовский, меня позвала, я у тебя гостила, а ты и спрашиваешь — На кого похож? Я тогда еще хорошо видела, сразу говорю — на тетю Таню, на сестру Мусенькину.