Новый Мир ( № 7 2007)

Список авторов, попавших в ничейное поле, можно продолжать, хоть и не бесконечно. Думаю, разобщенность пространства современной русской прозы — не единственная, а может быть, и не главная ее проблема. Но если для начала обратить внимание на нее, возможно, найдутся выходы из довольно тупиковой ситуации.

А мы напоследок вернемся к теме, заявленной в начале статьи. Напомню — речь шла об этапе создания вещи: что здесь, мол, положение дел вообще не зависит от культурного контекста и всегда благополучно. В близкой метафоре: мы, может, ребенка не воспитаем, не выкормим, не обучим, но родить-то родим. Оптимизм этой фразы не только гниловатый, но и сомнительный. Бывает, что и не рожают — при полной зыбкости перспектив.

Возвращаясь к поэзии и прозе — пусть стихотворение и рассказ останутся плодами чистого вдохновения. То есть накатило, улучил толику времени — и написал, а там дальше — как Бог даст. Но большая прозаическая форма — долгий проект, за который автор может взяться или не взяться. Конечно, главное — пронизанность писателя собственной идеей. Если ее нет, незачем и браться. Но ее одной бывает недостаточно, как взаимной любви бывает недостаточно для счастливого брака.

Писателем движет надежда — на понимание, на вступление в диалог. Если он не слышит этого диалога, его надежда не то чтобы умирает, но становится беспочвенной. Добавим такое соображение — может быть, есть книга, которой назначено было стать детонатором для этой, еще не написанной, книги. Но в культурном тумане

этотавтор просто не всегда различит

того.

Есть метафизическая гипотеза: все, что должно быть написано, неизбежно будет написано; “носитель мысли великой не может умереть” (Н. Гумилев); Бог хранит автора, и преждевременного ухода Поэта не бывает. Всматриваясь в наследие того же Лермонтова, мы можем различить что-то вроде обратного отсчета: два года до смерти, год… Есть сомнение в этой гипотезе. Точный ответ на поставленный вопрос невозможен, потому что у истории нет альтернатив, кроме того, трудно наблюдать ненаписанную вещь. Мы с неизбежностью строим литературный космос из существующего, и космос представляется нам полным. Но косвенные аргументы в пользусчастливого фатализмаили против него невольно приходят на ум.