Новый Мир ( № 7 2007)

Экзистенциальные модусы, утверждает Фриш, не соседствуют мирно и рядоположно, как товары на полке супермаркета, но вступают в соперничество за души людей, сталкиваясь и отрицая друг друга. Человек блуждает и разрывается между антиномиями, мечется между жизненными коллизиями, словно на минном поле. Что предпочесть: созерцательность, упоение творчеством — или нацеленность на жизненный успех? бесшабашную свободу, раскованность — или практическое жизнестроительство? отрицание всяких внешних установлений, верность импульсам собственной натуры — или приятие жизненного порядка и рутины с вытекающими из них обязанностями, ограничениями и ответственностью? В каждом из вариантов есть своя привлекательность и ценность.

Все это — традиционные для зрелого Фриша темы, которые позже, обогащаясь, наполняясь весомостью психологического опыта, составят основу его будущих произведений. Более того, читая “Тяжелых людей…”, все время отмечаешь: этот мотив будет драматургически развит в “Санта-Крус”, из этого рассуждения вырастут страницы “Штиллера”, этот эпизод в преображенном виде появится в “Назову себя Гантенбайн”. Вот, например, период, содержащий в свернутом виде главную проблематику пьесы “Граф Эдерланд”: “<...> ровно в восемь они выходили из лифта, вешали пальто, доставали из сумок и карманов хрустящие пакеты с едой и садились за работу, к чертежным доскам или за пишущие машинки, покорно, добросовестно... Один из них каждый раз отрывает листок календаря. „Пятница! — восклицает он. — Через неделю зарплата”. Вот она, жизнь большинства людей: жизнь рабов, радующихся, что прошел еще один месяц их существования”.

Но здесь, в “Тяжелых людях…”, патентованные фришевские коллизии еще не обрели законченности и отлаженности экзистенциальных моделей, их грани еще не отшлифованы до блеска, их глубины еще не промерены до дна. Здесь они разбросаны по поверхности с живописной, естественной (и, может быть, кажущейся) небрежностью — наброски судеб и характеров с чуть размытыми контурами, перетекающие один в другой.