Новый Мир ( № 7 2011)

К счастью, я живу в той части света, где очень много значит прошлое. Кто-то называет это

укорененностью, другие —

зацикленностью

. Сам я не знаю, как это назвать, просто в этой части света слишком много руин, слишком много скелетов под ногами. К счастью, я не могу от всего этого освободиться. Мне трудно представить себе стерильного человека — чистый, ничем не замаранный лист, ни одного кровавого пятна, ни единого спазма в горле. Без моей памяти я ничего не стою, это страна, где так много всего (строки стихов, вино руин, первая любовь, последняя любовь, сотни городов, в которых я остался навсегда, в моей памяти отец, веранда, две колоды карт), слишком много всего, без чего нет, не было бы меня. Мне отвратительно будущее, в котором ничего этого не будет.

Прошлое столетие довольно последовательно учило нас остерегаться высоких и значительных слов. Оно оказалось идеальным учителем разочарования и — неизбежно — неверия, которое шло следом за разочарованием. Говоря о будущем, я употреблю менее сомнительное слово, чем «вера». И даже — чем «любовь». Будущему соответствует надежда, так же как память — прошлому.

Формула человека — это память плюс надежда. Только при чем здесь сложение, умножение, вся эта арифметика? Это просто две наши способности, которыми мы прикрываемся в пустоте. Да даже и не прикрываемся — на самом деле срываем с себя все оболочки, пересекаем границы. Открытость — единственное, что нам остается, чтобы хоть как-то объясниться с другими, со всем, что вокруг и внутри нас. Открытость жизни, открытость смерти, открытость прошлому и открытость будущему.

Моя память позволяет мне сделать все, что я захочу. Надежда моя ничем не ограничена. Я смешиваю времена, перелистываю десятилетия, смещаю пространства и населяю жизнью поверхности пересечения.