Новый Мир ( № 7 2011)

Повесть «Овсянки» чаще всего и попадает в сферу внимания критиков. Не в последнюю очередь потому, что в ней, в отличие от остальных «книг», есть и относительно четко прописанные персонажи, и сюжет с завязкой, кульминацией и развязкой. Говоря об «Овсянках», критики в основном упирают на этнографические реалии и воспроизведение архаического сознания. «Осокин пытается следовать логике архаической мысли, воссоздает — в череде столбцов — языческую структуру мироустройства», — пишет Сергей Анашкин

[1]

. «Писателем-фольклористом» называет Осокина Ирина Каспэ: «Этническая атрибутика в рецензируемой книге не декоративный элемент; и повествователь здесь <…> прочно встроен, включен в общий поток этой текущей из глубокой древности жизни»

[2]

. И в общем-то, не без оснований — в произведениях Осокина действительно можно найти синкретическое отношение к изображаемому. Точка приложения субъектно-объектных связей у него постоянно меняется; неживое становится вдруг живым, и наоборот. Однако степень архаичности сюжета «Овсянок» критиками несколько преувеличивается, и это не позволяет им увидеть в повести несколько иной пласт значений.

Традиционный погребальный обряд — это ритуальное оформление перехода из одного мира в другой, из мира живых в мир мертвых. Для облегчения этого перехода необходимы, во-первых, набор определенных предметов, которые понадобятся умершему в загробной жизни, во-вторых, совершение строго определенных и жестко регламентированных действий. Рудименты этого обряда — бросание горсти земли в могилу, поминки, регулярные посещения кладбища с оставлением на могиле еды и питья и т. п. — сохраняются до сих пор во всех мировых культурах. Это очень древний и очень устойчивый обычай, с глубочайших исторических времен передающийся от поколения к поколению. Тем не менее Осокин почти не воспроизводит в повести те элементы традиционного обряда, без которых архаические похороны немыслимы.