Новый Мир ( № 8 2012)

Я сделал на семинаре доклад о русской поэзии начала XX века. Я сам предложил тему, и Леша ее с энтузиазмом поддержал. Говорил я что-то не слишком внятное, но старался очень. Вот были декаденты — они неправильные, потому что впали в декадентство, а это непрогрессивно. А были символисты (тут прямо дыхание перехватывает от нечеловеческой смелости докладчика, поскольку символистов власти не особо жаловали), они не декаденты, а совсем наоборот. Они говорили о вечном, любили Владимира Соловьева и Прекрасную Даму. Одновременно. Всей толпой. Поэтому они — прогрессивные. А потом были еще акмеисты, они тоже хорошие, но времени о них поговорить уже не хватило. После этого моего выдающегося выступления скептический Шура сказал: “Ты столько классных книжек притащил! Почитал бы просто стихи”. Книжки я и правда принес редкие: синего Мандельштама с предисловьем Дымшица, “агатовую” Ахматову (почему “агатовую” — точно знал Андрей Вознесенский, в моем распоряжении был черный том), Цветаеву из малой серии “Библиотеки поэта” и, конечно, любимого Блока. О нем-то я в основном и говорил. Хотя самое большое впечатление на собравшихся произвело стихотворение Зинаиды Гиппиус “Все кругом”. “Страшное, грубое, липкое, грязное, жестко тупое, всегда безобразное, медленно рвущее, мелко-нечестное, скользкое, стыдное, низкое, тесное…” и так далее почти до самого конца стихотворения. Заканчивался этот не самый духоподъемный текст неожиданно оптимистически: “Но жалоб не надо; что радости в плаче? Мы знаем, мы знаем: все будет иначе”. Радости в плаче действительно немного, но с чего вдруг с этим прилагательным месивом “все будет иначе”, не вполне понятно.

Найти Гиппиус было непросто. Реакционерка — одно слово! Я прочитал стихотворение и заметил: “В последних двух строчках выражается надежда на поворот к лучшему, но поэту, кажется, не удалось переломить созданную в стихотворении инерцию”. Как же я был горд, что читал во вполне официальной обстановке полузапрещенные стихи!

Леша меня одобрил и предложил сдать экзамен досрочно. Это означало “отлично” почти автоматом. В том-то и дело, что “почти”.