Новый Мир ( № 9 2007)

Программа, изложенная в процитированном отрывке (“Я хочу рассказать вам…”), идеально вписывалась в ситуацию, в какой оказался Лермонтов в январе 1836 года. Он не мог не искать ключей к загадке, которую загадала ему его первая любовь, внезапно выскочив замуж “за миллион”, не знал, что творится на сердце у единственного друга — после того, как на свой страх и риск расстроил его матримониальные планы (Алексей Лопухин, старший брат Варвары Лопухиной, втайне от родных сделал предложение Екатерине Сушковой, в “Княгине Лиговской” с нее “списана” мадемуазель Негурова). Этого было вполне достаточно, чтобы затеять целый роман, но слишком мало, чтобы его завершить. Январь 1836-го, а в том январе история Надеждина “для московских гостиных” все еще оставалась “событием номер один”, вписал в план затеянного романа еще одну сюжетную линию: Печорин — Красинский.

Лермонтоведы, и я в числе прочих, сосредоточивались в основном на тех положениях “Княгини Лиговской”, что давали материал для сравнения с “Героем нашего времени”. Столкновение Печорина с бедным чиновником, который, не в пример обидчику, на диво хорош собой, имеет университетский диплом и прочая, и прочая, оставалось за пределами пристального внимания. Между тем, судя по фабульным усилиям, какие двадцатидвухлетний романист делает для того, чтобы ввести Красинского в круг общения главных персонажей, роман недаром начинается происшествием на Вознесенской улице. А завязывается в тугой узел в тот момент, когда богатый барин, чуть было не раздавивший бедного чиновника, вызывает пострадавшего на дуэль, от которой тот отказывается по тем же мотивам и почти в тех же выражениях, в каких Николай Иванович Надеждин объяснял матери своей воспитанницы отказ от поединка с их сыном и братом…

Можно было бы привести и еще несколько

странных сближений,

но я и так слишком уж отклонилась от заданной романом Отрошенко сюжетной прямой. Правда, виноват в этом скорее он, чем я. Его исследовательский беспокойно-любопытный азарт прямо-таки провоцирует на попутные соображения. И все-таки вернемся к началу, к роковому вопросу, без которого не обойтись в рассуждении Сухово-Кобылина: кто и почему убил Луизу Симон-Деманш?