Новый Мир ( № 1 2007)

Далее. Как отделить “консерватизм как идеологию” от какого-либо иного консерватизма? Это невозможно ни на теоретическом уровне (и автору не удается последовательно проводить такое расчленение даже на пространстве короткой статьи), ни попросту на уровне персоналий: куда, интересно, относить “действующих” видных консерваторов — России, Европы, США, — оста­вивших объемистые книги о своих концепциях и взглядах? И наоборот: Освальда Шпенглера, к примеру, с первого взгляда следует отнести к “консерваторам-идеологам”. Но ежели не с первого, то можно вспомнить, что он автор сиюминутной, актуально-политической книги “Годы решений” (презрительное третирование в этой работе нацистов как мелкой шпаны в момент ее выхода в свет уже смотрелось печальным анахронизмом). И более того: этот кабинетнейший консерватор не раз пытался (неудачно) участвовать в текущей политической жизни, об одной из таких попыток рассказано в нашей предыдущей статье. Так что и Шпенглера можно при желании отнести к “консерваторам-реалистам” (этот термин, введенный Ремизовым и употребляемый им с нескрываемо презрительным оттенком, мы найдем далее в тексте “Опытов…”).

Типологический анализ, таким образом, предварен в статье многозначительными рассуждениями — они позволяют не только абсолютно произвольно трактовать консерватизм, но и, при желании, игнорировать и вычеркивать целые его страницы и главы.       

“„Рыцари невозможного”, или Консерватизм „прекрасной души””. Так озаглавлен ремизовский “Опыт

st1:metricconverter productid="1”"

1”/st1:metricconverter

. “Клеймя порочную современность, „старо­консерватизм” тем вернее стабилизирует ее”. Автор типологизирует “рыцарей” как носителей “прекраснодушного сознания,всегда готового так структурировать действительность, чтобы заранее уготовить себе роль невинного наблюдателя, непонятого пророка или благородной жертвы”. Что ж, пере­пишем в укропы помидорычи всех этих поздних юнгеров — с их неис­правимой тоской по исчезнувшей Бургундии, стране замков, по аристократическим поместьям, по благородному владетельному Князю… Что останется после скальпельного труда от консервативной революции (той, настоящей)? Кое-что останется, впрочем; но не будем забегать вперед.