Александр Архангельский. Базовые ценности. Инструкции по применению. СПб., “Амфора”, 2006, 287 стр.
Александр Архангельский. 1962.
Послание к Тимофею. — “Знамя”, 2006, № 7.Теперь даже не знаешь, как обиходно называть Александра Архангельского — все еще “известный критик” или уже “известный телеведущий и публицист”.
Несколько лет назад “Русский журнал” организовал опрос, названный “Семь критиков”. Известным литераторам предлагалось составить список семи лучших, на их взгляд, современных критиков. Так вот, некоторые тогда с сожалением оговаривались: хотелось бы включить в “семерку” и Александра Архангельского, но он, увы, давно уже занимается чем-то другим — публицистикой, телевидением, прикладным литературоведением (учебники пишет), историей (“Александр I”).
Ну что ж, не так уж редко случается, что литераторам становится тесно в рамках первоначального амплуа — поэты и драматурги начинают вдруг писать прозу, прозаики уходят в историю и даже философию, критики превращаются в публицистов. Но и обратное движение тоже всегда было — философы и историки писали романы, пьесы и поэмы, а то и злободневные газетные фельетоны, академические филологи бросались в гущу современной литературной полемики.
Дело, видимо, в том, что Россию миновало общемировое несчастье узкой специализации. По крайней мере, в гуманитарной сфере. То ли история была такая бурная, что не давала специалисту мирно обрабатывать свою маленькую делянку, и приходилось ему время от времени, вооружившись чем попало, отстаивать ее от разрушительного напора внешних событий, то ли просто скучно становилось профессионалу выращивать капусту и хотелось понять высший смысл своих огородных трудов, связать их с чем-то универсальным, всеобщим.
На этом синкретическом пути появилось не так уж много настоящих универсалов (первый из них — Пушкин, конечно же), зато русская культура может гордиться большим количеством блестящих дилетантов. Может быть, именно они — от века к веку — и сообщали ей какую-то особенную теплоту и человечность. Которая, впрочем, всегда раздражала угрюмых “профи”. Как Штольца раздражал Обломов, а фон Корена — Лаевский. “Займись же ты, наконец, каким-нибудь реальным делом!” — вот вечный императив, предъявляемый нашей до сих пор аморфной, рыхлой культуре.
Не знаю, впрочем, что лучше — четко распланированные грядки (здесь капуста, а тут, напротив, морковь) или дикий какой-нибудь лес, где чудеса и леший бродит.