Новый Мир ( № 1 2007)

Сам же Архангельский и цитирует классика в конце предисловия: “Прежде чем объединиться, надо размежеваться”. Вот мы и размежевываемся уже полтора десятка лет — как-то вяло и медленно, что и хорошо, и плохо. Хорошо, что не часто топоры из-за пояса вытаскиваем, плохо, что никаких устойчивых групп — ни по этническому, ни по религиозному, ни по имущественному принципу не образуется, каждый выживает в одиночку, не веря ни своим, ни чужим.

Говорить в такой ситуации о базовых ценностях означает стремиться к

идеаламв духовном пространстве, где еще нечетко осознаныинтересы

. Наблюдая эту картину из года в год, хочется иногда сказать: да провались они все, эти базовые ценности — хоть триада Великой Французской революции (“Свобода, равенство, братство”), хоть уваровская триада (“Самодержавие, православие, народность”), хоть слоган на американском долларе (“In God We Trust”), хоть тиснение на пряжке ремня солдат вермахта (“Gott mit uns”). Какие такие “мы” в атомизированном обществе? Каждый в созданном нами мире одинок не потому, что индивидуалист, а потому, что никому не верит. Слишком долго обманывали и продолжают обманывать.

А объединяет нас “поверх” всех различий известно что — государство, продуцирующее по необходимости эрзац-идеалы, заимствуя их из дальнего и ближнего прошлого, не стесняясь чудовищной эклектики и полицейщины.

Понять эту ситуацию не означает ее принять. Архангельский как раз понимает и не принимает; а потому он неустанно проповедует. Легче, конечно, завалиться в халате на уютный диван, плевать в потолок, сочинять анекдоты, изощрять остроумие по каждому внешнему поводу (ну, стыдно же умному человеку “бороться” с крепчающим маразмом). К тому же всякая “борьба” чревата неизбежными упрощениями, объемом приходится жертвовать ради однозначной плоскости — в голове у тебя три десятка вариантов суждения по поводу того или иного события, но ты не рефлексией занимаешься, а “борьбой” и потому изволь выбрать для сообщения публике один из них и притворись, что он единственный.

В принципе, Архангельского-интеллигента

и Архангельского-интеллектуалаавтор мог расщепить еще на десяток вполне себе имеющих собственное мнение персонажей, однако не стал этого делать: не для того затевался, чтобы цветущую сложность жизни изобразить, а для того, чтобы в жирных хвощах и папоротниках (описывать их можно бесконечно — даже бессмысленное бывает иногда красиво) проложить внятную тропинку к идеалу.