Новый Мир ( № 1 2013)

Знатокам известно, что за несколько секунд до смерти Борис Пастернак произнес слово «рад», чему в книге Быкова дано совершенно фантастическое объяснение. По его мнению, в последнее мгновение Пастернак находился одновременно и на этом свете, и на том. За пару минут до этого, попросив прощения у жены и таким образом распрощавшись с земной жизнью, писатель сдержанным, достойным «рад» поприветствовал тех, кто ждал его «там». Этот фрагмент запоминается едва ли не лучше всех прочих — потому что это уже не биография, а собственно фикшн или даже мифотворчество. Отвечая на вопрос, как ему удалось такое придумать, Быков однажды сказал: «Я просто уверен, что все было именно так». Но это — один отдельно взятый эпизод. А тут целая книга таких «рад» — догадок, предположений и мифов, как могла бы развиваться ситуация. (При этом миф Холмогорова о коллективном авторе и истории создания «Хладного Терека» будет, пожалуй, даже покруче быковского.) Маневр очевиден: в «Иксе» Быкову нужна только одна горизонталь «автор — роман», в связи с чем подробности жизни Шолохова ему не просто не нужны — они могут навредить. Шолохов, по Быкову, — уникальный пример трагедии успеха, и чтобы подчеркнуть трагедию, лучше использовать по большей части придуманные обстоятельства. Потому Шолохов и назван Шелестовым — вроде он, но вроде и не он, держим в уме реального человека, но речь будто не о нем. В самом крайнем случае можно сослаться на уже процитированные слова из предисловия... К числу быковских

умалчиваний

в романе относится и эпизод 1965 года, когда к Шелестову приходит молодой журналист, желающий пообщаться с классиком. Классик ведет себя вроде как гостеприимно — принимает юношу всего через час после звонка с просьбой об интервью, готов угостить его чаем, но вместе с тем выглядит обычным желчным стариком и огорошивает странными речами о якобы планируемой книге. И все — нет ни намека на то, что буквально через четыре месяца желчный старик получит Нобелевскую премию, а еще через год крайне резко выскажется в адрес Синявского и Даниэля во время одного из самых знаменитых судебных процессов в истории СССР. На это нет и намека, потому что это уже совсем другая тема — «художник и власть», «художник и слава», «художник и политика», как угодно, но в любом случае не «автор и роман», а стало быть, всем этим темам нет места в «Иксе».