Новый Мир ( № 10 2000)

Более того, есть все основания утверждать, что именно в президенте — и как в личности, и как в политическом институте — сконцентрированы сегодня “в латентной фазе” все вероятные линии развития России в XXI веке.

 

С царем в голове

Особая историческая роль президентской власти в судьбах постсоветской России определена многовековой историей взаимоотношений власти и общества в нашей стране, которые, невзирая ни на какие исторические потрясения и революции, оставались ограничены рамками устойчивых социально-политических “самодержавных” архетипов. Удивительно, что все крупные революции на протяжении веков российской истории были направлены именно на коренное изменение самих основ государственности, на то, что в соответствующую эпоху казалось главным средоточием “самодержавства”. Однако всякий раз выяснялось, что, будучи отброшен, самодержавный архетип возрождается в российской политике снова и снова, во все более безраздельном и бесконтрольном качестве.

Крупнейшей социально-политической революцией была петровская реформа. Она нанесла удар по тому, что казалось смысловым центром русского допетровского царизма, — по многосоставной боярско-дворянской пирамиде, вершиной которой является царь. Эта пирамида была заменена табелью о рангах, допускавшей рекрутирование в состав правящей элиты представителей самых широких слоев общества. Но в результате возникшая петербургская, имперская система власти предстала еще более самовластной, еще более персонифицированной в “первом лице”, еще менее связанной формальными ограничениями.

В XIX веке смысловым центром политических процессов в России был “крестьянский вопрос”. Казалось, что именно в существующем “рабстве” заключен корень политической несвободы, основа немодифицируемости самодержавия. Но ни великая александровская реформа 1861 года, ни октябрьский манифест 1905-го не сделали российское общество менее “царецентричным” и не ослабили всеобщих “царебежных” настроений. Более того, после освобождения крестьян особенно наглядной стала несамостоятельность, неосновательность привилегированного сословия, не укорененного теперь уже ни в принадлежности к замкнутой касте, ни во владении и управлении маленькими человеческими сообществами.