Новый Мир ( № 10 2002)

Ах, напрасно боится она меня,

Я как раз бы оставил в нем все как есть.

Раньше так я не думал: “...и вечный бой!”

Но бездельники знают и старики,

Что все лучшее в мире само собой

Происходит стараниям вопреки.

Даже горе оставил бы, даже зло

Под расчисленным блеском ночных светил.

И к чему бы вмешательство привело?

Музыканта уж точно бы с толку сбил.

* * *

Не спрашивай с Бога: Его в этом мире нет.

Небесное царство, небесный, нездешний свет!

Лишь отблески этого света даны земле.

Поэтому мир и лежит в основном во зле.

Поэтому зря окропляют святой водой

Стволы орудийные, детский гвардейский строй,

В приветствии дружно, по-птичьи раскрывший рты.

Большие сомненья по части святой воды.

Большие сомненья по поводу правых дел

И левых, лишь те, что нацелены за предел

Земной, а таких очень мало, имеют смысл.

В бинокль разглядеть так случается дальний мыс.

Облизанный солнцем, укутанный в пену сплошь.

А все остальное — безумие или ложь,

И ты в полумраке, и я в темноте живу.

Лишь луч что-то значит, скользнувший по рукаву.

* * *

Английским студентам уроки

Давал я за круглым столом, —

То бурные были наскоки

На русской поэзии том.

Подбитый мундирною ватой

Иль в узкий затянутый фрак,

Что Анненский одутловатый,

Что им молодой Пастернак?

Как что? А шоссе на рассвете?

А траурные фонари?

А мелкие четки и сети,

Что требуют лезть в словари?

Все можно понять! Прислониться

К зеленой ограде густой.

Я грбозу разыгрывал в лицах

И пахнул сырой резедой.

И чуть ли не лаял собакой,

По ельнику бьющей хвостом,

Чтоб истинно хвоей и влагой

Стал русской поэзии том.

.......................................

Английский старик через сорок

Лет, пусть пятьдесят — шестьдесят,

Сквозь ужас предсмертный и морок

Направив бессмысленный взгляд,

Не жизни, — прошепчет по-русски, —

А жаль ему, — скажет, — огня,

И в дымке, по-лондонски тусклой,

Быть может, увидит меня.

Поездка

Сергею Коробову.

Какая разница: Сусанино,

Или Ковшово, иль Межно —

Все полустерто, затуманено,

Слепым снежком заметено,

Загробной жизнью прикарманено,

Уж так у нас заведено.

И я, зимой в машине едучи,

Не узнаю знакомых мест.

И все светильники и светочи,

По этой местности проезд

В стихах рисуя, все до мелочи

Нам описали, каждый жест.

Свою тоску и удивление

И недоверье к ямщику.

Такие бедные селения,

Что в самый раз оптовику

Скупить их все — и привидение

В одежде рабской и снегу.

Не перестроить ни угрозами,

Ни пореформенным трудом,

Ни продналогом и колхозами,

Ни совещаньями потом

Страну под снежными заносами

С лежащим замертво кустом.

И “новый русский” в белокаменном

Дворце за цокольной стеной

Томится, как перед экзаменом,