Новый Мир ( № 10 2004)

Примечание от редакции.— “Новое литературное обозрение”, № 66 (2004, 2).

Примечание к объемной рецензииБ. М. Витенбергана книгу Льва Аннинского“Русские плюс…” (2003).

“Данную рецензию постоянного обозревателя „НЛО” мы печатаем отнюдь не потому, что историософские взгляды Л. Аннинского-публициста хоть в чем-нибудь оригинальны. Напротив, они воспроизводят общие места „патриотической” публицистики. Аннинский интересен только одним — из лагеря тех, кто звал вперед, он перешел в стан тянущих Россию назад, в утопическое монархическо-советское прошлое, но при этом сумел очень убедительно замаскировать свое ренегатство (ну прямо Василий Васильевич Розанов! —П. К.) и числится литератором „порядочным”, „пристойным”, с которым можно иметь дело. Публицист, работающий в „Дружбе народов” и пишущий сочувственные предисловия к изданиям о евреях, одновременно входит в редакционный совет серий издательства „ЭКСМО”, в которых нередко выходят ксенофобские и антисемитские книги (см., напр.: Семанов С. Русско-еврейские разборки. М., 2003). Один из самых либеральных критиков-шестидесятников теперь санкционирует своим участием в упомянутом редсовете издания, воспевающие Сталина и Андропова (см.: Соловьев Б. Г., Суходеев В. В. Полководец Сталин. М., 2003; Семанов С. Юрий Андропов. М., 2003), — знаковый для нынешней эпохи пример ренегатства”.

Отмежевались.

А рецензия — и вправду большая (10 стр.) и, мягко говоря, критическая: ближе к финалу аннинский метод твердо назван “иллюзионом” и сравнивается с картинами Ильи Глазунова. Так зачем же им, научным людям, понадобилось еще и это примечание с прелестными выражениями из того самого времени, куда “тянет” Л. А., все-таки непонятно.

Геннадий Русаков.

Стихи Татьяне. — “Знамя”, 2004, № 7.

Бесстыдством старости душа моя томима.

Я нынче вижу мир в исходной наготе.

(Вам это ни к чему, адью, ступайте мимо...)

Я сам ободран, гол, как колизеи Рима,

хотя масштаб иной и частности не те.

Не похоть, бес в ребро — я бросил это дело.

Хрусталика рентген сжигает верхний слой

того, что мы зовем одеждою — лже-телом,

покровом, пеленой над сутью, над пределом,

что потеряло вес и сделалось золой.

Наверно, вышел срок. Мне сущность стала ближе.

Я разлюбил наряд, обертку, камуфляж.

Земля всегда черна, а солнце просто рыже...

А женщины — что тут, что в Конго, что в Париже,

поскольку этот мир — большой нудистский пляж.

С годами голый взгляд, глядишь, войдет в привычку,

хоть суть порой страшна, убога или зла.

Зачем я столько лет прождал у камер птичку?